Я пролистал документы. И, даже будучи полным профаном в экономических махинациях, понял, что отражают бумажки основательные регулярные схемы по уклонению от налогов и черной обналички финансов «Капиталстроя». По сути, мне вручалось готовое дело оперативной разработки. Вернее, его дубликат.
– Это не услуга, – донесся до меня любезный голос собеседника. – Это подспорье в аргументации ваших дальнейших… Уточнять, думаю, не стоит?
– Постараюсь дойти до всего своим слабым умом… – меланхолично кивнул я.
– В любом случае жду звонка! – и он картинно протянул мне мягкую ухоженную ладонь, поклонившись с достоинством.
Уже в дверях обернулся, произнес:
– Да, кстати, о слухах… Вчера силами вашей организации был задержан некий чин, грешащий кокаином… Вас можно поздравить?
– Текучка, – пожал я плечами.
– Никак?.. – в неопределенности вопроса легко различалась его определенность.
– Если выяснится, что он приобретал наркотик для личных нужд, то, собственно, с чем вы меня поздравляете? – посетовал я. – И сколько там чистого кокаина в пакете – неизвестно… На срок-то, конечно, хватит… Но все зависит от экспертных выводов и цифр…
Вечером мы с Акимовым и Барановым были приняты владельцем «Капиталстроя» Аликом.
Прием состоялся в частном жилище творителя новой Москвы, в пентхаусе одной из новых высоток. Вулканическая полированная галька ровными газонами опоясывала стеклянные оконные стены, змеилась хрустальными ступенями лестница, уходящая на второй этаж, а до горизонта, раскинувшись миллионами огней, светил где-то внизу город, кишащий букашками машин и неразличимыми с вышины жителями.
Я осматривался в незнакомой среде гостиного холла величиною в спортзал и приходил к мнению, что жить в этаком поднебесном помещении, более напоминающем кинотеатр, сходство с которым подчеркивал громадный проекционный телевизор на стене, вряд ли сподобился. Тут был нужен иной уровень сознания, далекий от моего, приземленного. Амбиции человека, устремленного ввысь. Только в какую? Припомнился широко известный Икар.
Алик выписал нам для забавы длинноногих ухоженных шлюшек, игравших роль прислуги и сновавших с подносами модельной походкой, развевающей полы их коротких шелковых халатиков, по сверкающему паркету. Однако дорогие продажные девки нас интересовали постольку-поскольку. Сейчас здесь велась игра, на выигрыш в которой можно было приобрести публичный дом в Лас-Вегасе с мебелью и персоналом.
Алик – худощавый, скромный еврейский паренек с мягкими манерами, учтивый и гостеприимный, похожий на аспиранта-экономиста или менеджера средней руки, – вовсе не производил впечатления заправилы огромного бизнеса, но реакции его были точны, формулировки отменно жестки, и уже через десять минут непринужденного общения я понял, что в голове у этого человека работает холодный, мощный компьютер, в мгновение препарирующий информацию и вываливающий ее беспристрастный анализ.
Развалясь на низкой оттоманке и подоткнув под себя обшитые бахромой узорчатые подушки, он потягивал кальян, благосклонно отпуская комплименты хлопочущим вокруг него красоткам.
Завтра красотки, уместив в сумочки купюрки за свои арендованные прелести, втиснутся в туфельки и выйдут в жестокий мир с надеждой к вечеру очутиться в таком же роскошном пентхаусе, и, может, очутятся, и снова получат купюрки, а вот послезавтра – кто знает?
Бедные существа… Лучше уж в деревне с семерыми по лавкам, чем потом, состарившейся и искалеченной, на парапете асфальтовой пустоши. Но их греет надежда продать свое тело и вынужденную сговорчивость за грезящийся рай с глупеньким миллионером, должным бросить все состояние под их стройные ножки, еще не отягощенные вспухшей венозной пряжей, артритом и полнотой. Маленькие наивные хищницы.
Мне их не жаль. Они лишены природного устремления к труду, продолжению рода и к упорному, беззаветному хранению очага. Они – не матери и не жены. Они лишены главного чувства – любви. А то, чем они торгуют, любовью не называется. Как не называется это любовью у зверей. Они – пустышки, сами выставляющие себя на распродажу. Но превратить распродажу в аукцион и сорвать на нем куш – та же рулетка. Где если проиграешь, то все и дотла. А редким счастливым выигрышем еще надо суметь распорядиться.
– Благодаря вашим стараниям я уже не узнаю Москву, – сказал я Алику. – Город изменился неузнаваемо.
– Стараемся… – и в меня полетел клуб кальянного дыма с сомнительным яблочным ароматом.
– Да, изуродовали вы столицу бестрепетно…
– Почему «изуродовали»? Красивые дома, просторное жилье…
– За счет парков и скверов…
– Такова тенденция, – ответил Алик отчужденно.
Я прикусил язык. Чего тут говорить? Как объяснить проститутке, что блуд – это порок? Алику было совершенно безразлично, что и где он строит. Да он и не являлся никаким строителем. Он собирал деньги с жаждавших получить жилье, нанимал для его возведения специалистов и раздавал взятки тем, кто предоставлял ему возможность возведения многоэтажных рентабельных коробок на свободных пятачках столичной земли. А сам, давно обзаведясь американским паспортом, приобрел виллу в Нью-Йорке, на берегу океана, в охраняемом тихом поселке Манхэттен-Бич, где обреталась его семья, включавшая трех детей, не знающих да и не желающих ничего знать о стране белокожих жестоких папуасов – России.
Таким образом, в Москве Алик находился в бессрочной командировке, окончание которой означало и окончание его бизнеса. Но бизнес имел тенденцию к упорному развитию, а идеалом Алика были деньги и только деньги, а потому географически смысл его бытия соотносился исключительно с землей Московии, куда когда-то таинственными путями проникли его изгоняемые отовсюду предки.
На американской земле, возможно в том же бизнесе, преуспевали неведомые ему потомки этих же предков, но, сунься Алик в сферу их интересов, получил бы от дальних генетических родственников своей расы ума, отпор сокрушительный и эгоистически-бескомпромиссный. Как и его же заграничные собратья, сунься они возводить новую Москву.
Здесь и сейчас, с моими бандитствующими соратниками от милиции, мы встретились с Аликом, дабы элегантно и благообразно в очередной раз ограбить его, но никаких угрызений совести при этом я не испытывал, полагая наше действие справедливым по признакам социального распределения благ и возмещения морального ущерба аборигенам, томящимся в прислужении новым конкистадорам.
– Ну-с, дела наши продвигаются в правильном направлении, – говорил Алик, обнимая за талию подвернувшуюся даму, тут же послушно прильнувшую к нему. – Позиции укрепляются, и мы можем друг друга поздравить… С победой по всем фронтам! – И он засмеялся – радостно и освобожденно, в блаженном осознании тотального расширения своей монополии в столичном градостроительстве.
Акимов и Баранов торжества своего компаньона не разделили, увлеченно рассматривая метровых акул, степенно проплывающих взад-вперед в опоясывающем две стены огромном аквариуме, декорированном разноцветьем искусственных кораллов.
