– Конечно. И стрелки тоже никто не переводит.
Он облегченно вздохнул.
– Может, пообедаем завтра? На Тверской. Ты знаешь мой ресторанчик…
– Польщен приглашением.
В квартире прозвенел дверной звонок. Я прошел в прихожую. Ольга.
– Ну, женушка, осматривай свое жилище…
– Ох ты!.. – только и вымолвила она, озирая с порога великолепие наших свежеотстроенных хором с высоченными потолками, огромными окнами и янтарным полом. И прильнула ко мне, внезапно и встревоженно прошептав: – Я так счастлива, и так люблю тебя, и так боюсь…
– Чего ты боишься, милая?..
– Что все пройдет…
Да, все пройдет. Облупится паркет, потрескаются стены, посереет потолок, и, может, кто-то иной соскребет шпателем и циклевочной машиной дух нашей жизни здесь – жизни еще несостоявшейся, но должной когда-нибудь, увы, завершиться.
– Пройдет не все, – сказал я. – Я надеюсь, что в этих стенах еще порезвятся наши внуки, – и обнял родные хрупкие плечи. И приник к губам ее, словно наполненным запахом свежего топленого молока и молодых яблок.
И будто в угаре, побросав на пол одежду, мы слились с ней в ослеплении обоюдного желания, в счастливом палящем миге, и когда властная волна истомы накрыла нас, я опустошенно и счастливо, будто напутствованный свыше, вдруг понял, что сейчас мы зачали ребенка.
Дрожащей ладонью я бережно провел по ее порозовевшей щеке. От кожи ее струились легкие волны сухого жара.
Вдруг глаза ее распахнуто и ясно поднялись на меня. И таилась в них пугающая завораживающая сумасшедшинка.
– Ты думаешь, это случилось?.. – спросила она еле слышно.
– Ты читаешь мысли? – оторопел я.
– Ты что-нибудь слышал про женскую интуицию?
– Слышал. Женщина может догадаться обо всем, кроме самого очевидного. Но… ты опровергла это ерническое и глупое утверждение.
– Как я люблю тебя!
Глава 12
Я готовился к свадьбе, ломая голову, каким образом устроить благолепие и равновесие в ассортименте гостей. Посвящать сослуживцев в официальное изменение своего семейного положения мне не хотелось, как и видеть их жестяные морды на моем интимном торжестве. Исключение составлял лишь доверенный Акимов, выступающий на бракосочетании в роли свидетеля. В списке гостей числились генерал Олейников и вице-мэр. Пригласить кого-то из прошлых друзей я не мог по причинам естественным и объективным. Не мог я не посвятить в факт своей женитьбы и мать. Но, прилети она на свадьбу, мгновенно выявится афера с моим новым амплуа и всяческими документальными подтасовками. Что делать, что делать?..
Ответ на этот, казалось бы, неразрешимый вопрос принес звонок из Америки. Звонил Юра. И, как всегда, преподнес мне очередной сюрприз:
– Ты вроде жениться собрался, Ленка мне донесла…
– Вовремя ты! – нервно усмехнулся я. – Да, собрался, пришла пора. И сейчас ломаю голову…
– Нечего ломать основную ценность организма, – развязно перебил меня товарищ. – Ты ведь насчет мамы тревожишься, да?
– Ну, продолжай… Как говорила Екатерина Орлову.
– Я тут в одну историю влип, но выкрутился, ты в курсе… – в тоне его прозвучала нехорошая многозначительность.
– И что? – меня пробил пот.
– Ничего. Твоей маме пришлось подтверждать наше родство, то-се…
Колени у меня подогнулись, и я оглушенно присел в кресло.
– Я все сыграл, как на скрипке, – продолжил Юра. – От увертюры до коды. Даже не переживай.
– А почему она не позвонила, даже не намекнула?.. Я ведь с ней недавно говорил…
– Мама прониклась деликатностью сложившихся обстоятельств, соблюдает осторожность… К радости нашей, ее общая реакция на события нейтральная. Так что смело звони, приглашай. И мы с Леной прилетим, если не возражаешь.
– А… как с твоими документами, да и вообще…
– Все учтено, я теперь Джордж… это… Кларк!
– Мазурик ты из первой мировой десятки…
– Спасибо за комплимент.
Обмирая, я набрал номер телефона родительницы. Сообщил о свадьбе, робеючи. Прибавил:
– Тут, правда, есть некоторые нюансы…
– Мне Юра все объяснил, – довольно миролюбиво промолвила мать, уже привыкшая к неординарным похождениям сыночка и, видимо, смирившаяся с их неизбежностью. – Не подведем. Главное – ты себя не подведи. Сердце изболелось… И как тебя угораздило! Как вообще ты там смог… Ладно, потолкуем еще.
Как же я обольщался замкнутостью и конфиденциальностью предстоящего мероприятия! Ольгу, что ни говори, знал не только театрально-киношный бомонд, но и каждый прохожий, а потому слухи о ее предстоящем браке поползли изо всех углов, достигнув многих ушей. И вскоре как Филинов, так и Решетов выразили мне свою обескураженность в игнорировании мною их особ, отчего-то не включенных в число участников празднества. Я выкрутился, поспешив заверить их, что официальные приглашения еще сортируются в типографии и, дескать, с претензиями они промахнулись. Набился в состав гостей и хозяин «Капитала», видимо, прельщенный возможностью потолкаться в неформальной обстановке плечом к плечу с вице-мэром. Но если бы только он! Я сам не заметил, как оброс многочисленными связями с важным чиновным и коммерческим людом, устремленным ныне, на фоне торжества, приложиться к моей охранительно-карающей деснице.
Впрочем, присутствие на свадьбе Олейникова, Решетова и Филинова сыграло положительную роль: им претила толчея ротозеев и фотографов из желтой прессы, а потому подступы к ночному клубу, дружески предоставленному нашим подопечным владельцем под основное действо, перекрывали бескомпромиссные менты из ОМОНа, на углах стояли патрульные машины, а парадный и черный вход в заведение курировали бесстрастные и вежливые прапоры из лубянской комендатуры.
В ЗАГС нас провели через служебный подъезд, процедура заняла считаные минуты, отыграл записанный на диск марш, хлопнуло шампанское, очарованная моей широко известной в массах супругой, регистраторша ляпнула: «Заходите еще…», и мы, нырнув в машину с затемненными стеклами, поспешили к гостям.
Свалившихся на меня подарков я не ожидал: тут были часы в платине и в золоте, мебельный гарнитур, новенькая машина для Ольги, пара кашмирских контрабандных ковров от «Днепра», офисное помещение в новостройке от Алика, предназначенное для сдачи в аренду, а Вова Филинов просто и незамысловато сунул мне за пазуху конверт, прокомментировав сухо:
– Подъемные.
Подъемных насчиталось на новый «Мерседес», что навело на тревожные размышления о масштабах и качестве совместной деятельности под руководством дарителя, не склонного, как мне было дано прочувствовать, мелочиться по жизни в принципе.
– Ты многое мне недоговариваешь, – отстраненно оценивая масштаб подношений, шепотом укорила меня невеста, принимавшая цветочки и бижутерию от своих собратьев по творчеству – обремененных славой, но никак ни капиталом и властью.
