– До вечера, Кэт! – крикнул Барри уже с другой стороны улицы.
– Твоя псина не давала спать нам всю ночь! – пробасила мать Бэза, провожая глазами сына. – Может мне стоит пожаловаться домовладельцу?
– Да, пожалуйста.
Я была уверенна: домовладелец получил от меня хороший залог и расстаться с ним навряд ли пожелает.
– Маленькая сучка, ты опять поставила свою машину перед самой лестницей!
Миссис Робертс прицельно плюнула на меня сверху, но в очередной раз промахнулась, скорее всего, не сделала поправку на сильный ветер.
Я приветливо ей улыбнулась и помахала рукой, направляясь к парадной двери. Миссис Робертс та еще стерва, и отношения с ней у меня как-то сразу не заладились, но я ей искренне сочувствовала. Содержать оболтуса сына, которому даже лень через день посещать школу, и заботится о престарелой матери, почти выжившей из ума, нелегкая ноша в наше время.
Моя квартирка на первом этаже не Бог весть что – крохотная гостиная, спаленка, кухня и ванная комнатка, но в полном моем распоряжении небольшой задний дворик, огороженный невысоким заборчиком. В нем почти нет никакой растительности, но зато есть крытый вольер и будка для моей собаки – Айки. Сразу за двориком растет скромная рощица, за ней высокая насыпь железной дороги, если спуститься с нее вниз, то можно попасть прямиком в Сплотт-парк.
Бывает долгими свободными скучными вечерами, когда опускаются сумерки, я вместе с собакой прохаживаюсь вдоль задних двориков своей улицы, начиная от перекрестка Норд-парк роуд и до самой Зюйд-парк роуд. Мы идем по ничейной полоске земли, скрытые от посторонних глаз нависшими ветвями деревьев и опустившейся на город темнотой, в окнах домов зажжен свет и я вижу обрывки чужих жизней, над головой о чем-то перешептываются листья.
Порой умиротворенную тишину омрачают гул и пронзительные сигналы товарняков, идущих по железно дорожной ветке, они напоминают мне о моём прошлом, когда мне иногда приходилось ночевать под открытым небом в тупике железнодорожного узла, на разгрузочной площадке, забираясь в брошенную на ночь сторожку. В отдельных случаях моим временным пристанищем становился какой-нибудь пакгауз или сарай, но только летом. В остальное время я исправно посещала школу, но вот домой не очень торопилась.
Обычно околачивалась в торговом центре, стараясь не привлекать к себе лишнего внимания, или в парке, если было не слишком холодно, до самого позднего вечера. Как правило, я устраивалась где-нибудь в укромном уголке и наблюдала из него за прохожими, стараясь определить по тому, как они смеются, разговаривают друг с другом или даже просто по выражению их лиц, кем они являются, чем живут, счастливы или нет.
Я натягивала капюшон худи до самого носа, мне казалось, что так становлюсь менее заметной, бездушным предметом среди привычного ландшафта парка или интерьера торгового центра. Сейчас я уже не помню, когда у меня появилась эта привычка. Может лет в одиннадцать или раньше.
Айка ждала меня, радостно повизгивая, возле входной двери. Когда я уходила на дежурства, её приходилось запирать в квартире, чтобы она не беспокоила соседей и Бэз здорово меня выручал, выгуливая собаку. Мне еще повезло, что хаски, а Айка очень красивая с голубыми глазами серая хаска, практически не лают, иначе проблем с соседями не оберёшься.
– Ну, соскучилась!
Айка положила свои лапы мне на грудь, и я её обняла.
– Сейчас пойдем, погуляем. Дай только переодеться.
Она появилась в моей жизни двенадцать лет назад. О собаке я мечтала всегда, сколько себя помню, постоянно доставала всех с просьбами купить мне щеночка. Когда умерла моя мать, я, взамен ее, получила свою Айку.
Мне её подарил на Рождество один человек. Он думал, что с помощью собаки привяжет меня к дому. И действительно где-то с полгода я жила как бы обычной жизнью подростка, если конечно всю ту мерзость, что происходила со мной тогда, можно назвать общепринятой, такой как у всех, жизнью.
Но потом Айка подросла и мы стали пропадать вместе.
Собака стала моим верным помощником, отважным стражем и преданным другом. Она согревала меня холодными ночами, я делилась с ней куском хлеба. Но уехать куда-то далеко мы вместе не могли, тот человек всегда находил нас и забирал домой. Со временем он начал шантажировать и управлять мной, заставляя делать всякие гадкие вещи, иначе он угрожал застрелить собаку из «глока».
Айка стала единственным моим стимулом к жизни, но сильная привязанность к ней сковывала меня, была моей слабостью. Тем не менее, я никогда не винила в этом собаку, в ответе за все был тот человек.
Двенадцать лет для собаки пожилой возраст, мысли об этом меня просто убивали. Собачий век короток и я не представляла, как буду жить без неё, мне не верилось, что когда-нибудь она покинет меня, оставит одну в этом мире, наедине с самой собой и воспоминаниями.
Мы выросли и повзрослели вместе. Все годы, преодолевая трудности, мы с ней шли бок о бок и в последние годы, наконец, обрели тихое прибежище.
Глава 4
После вскрытия я нашел Майку занятие, чтобы он не мешался у меня под ногами, отправил его познакомиться поближе с коллегами Дэвиса, может чего и раскопает. Ему предстояло объехать несколько адресов, у всех сегодня был законный выходной в отличии от нас, гнувших спину без устали во благо порядка и закона.
Мне же предстояла очень важная встреча с бывшей женой Дэвиса. Расстались они год назад. Она внезапно, по словам соседей, в один прекрасный день, взяв троих детей, уехала жить к родителям в неблизкий Тонтег и оставила своему мужу их единственную недвижимость – двухэтажные апартаменты на улице Пенсильвания. Лланедирн район неплохой и дом наверняка много стоил. Почему супруги не поделили имущество, для меня было загадкой. Когда я развелся со своей благоверной, то передал в ее распоряжение роскошную квартиру в центре города, а сам перебрался в съемное жилье на Бишоп роуд.
Мне пришлось ехать в Мейнди, в университетский госпиталь, Бренда Вильямс работала там медсестрой и вчера, во время нашего телефонного разговора, мы условились встретиться в неформальной обстановке – она обещала побеседовать со мной в течение своего перерыва на ланч, в небольшой закусочной на углу Сейнт-Анджела роуд возле Хит парка.
Я остановился на парковке перед госпиталем, надо же вторая больница за день, офигенное начало для воскресенья. Привычно похлопал себя по карманам в поисках сигарет, хотелось курить до чертиков, да и не мешало отбить запах логова Рейни. Зловоние распиленных костей черепа и удушливые миазмы содержимого желудка Дэвиса пропитали меня всего. Найдя смятую пачку, выскреб оттуда предпоследнюю, щелкнул зажигалкой и с жадностью затянулся сигаретой. Дворники с противным скрипом махали по ветровому стеклу машины, но справиться, с лившей сверху водой, не могли. Дождь зарядил похоже на весь день.
Я взглянул на себя в зеркало заднего вида и удивился, до чего же паршиво выгляжу. Постарел. Утром не было сил даже побриться, и я махнул рукой, сказав себе: «А и так сойдет». Шея и подбородок теперь жутко чесались от отросшей щетины.
