Голос у Сани гремел. Крепкое пиво действовало возбуждающе.
– Боюсь теперь за них там. Оставил одних, ушел… – переживал Саня.
– У них там защита теперь. Борис.
В доме у Царева пусто. Супруга уехала к матушке – картошку полоть в Архангельском. Царев бы и сам поехал, да дом не на кого оставить – шариться стали в последнее время по частным домам. Видать, группа опять слепилась недавно.
– Ты сиди пока, а я спущусь…
Саня открыл подполье и опустил свое грузное тело вниз. Долго лазил по своему «подземелью», выполз наверх – в руках трехлитровая банка с какой-то жидкостью и все тот же сверток. Обрез. Степаныч сразу узнал его по очертаниям.
– Дождется у меня, сволота… – ворчал Саня, ставя банку на табурет.
Степаныч молчал подавленно. Осталось взять в руки оружие и прикончить злодея, подкараулив в подъезде.
Царев распечатал банку, отлил в просторный бокал и разлил по рюмкам.
– Успокойся, Ваня. Все равно мы их укатаем…
Степаныч взял рюмку. Руки тряслись. Почему так ему не везет? Может, потому что он Ваня? Будь он, допустим, Эрнест, Эдуард либо Герхард, так не было бы такой катавасии.
– Сам гнал, что ли? – спросил Степаныч, принюхиваясь к жидкости.
– Ты выпей сначала, потом спрашивай…
Степаныч выпил и крякнул.
– Водка…
– От Брежневских времен осталась. Завод, помню, от «несунов» охраняли.
– Сберегли? – Степаныч закусывал маринованными опятами. Грибы один к одному. Маленькие. Твердые.
Царев будто не слышал ехидного вопроса. Конечно, сберегли. Как и Степаныч в свое время тоже сберег. Пистолетик «ТТ». Та еще жила тоже. Пистолетик припас, будто он вольный стрелок. Зато Бнатов получил сполна. Можно было бы позабыть о нем, вычеркнув из памяти весь этот кошмар. Однако не вычеркнешь. Не забудешь. Одни подохли – другие остались. Волчье семя крепкое…
– Ну как ты? – спросил Саня. – Перестало трясти?
Степаныч вытянул руку, растопырил ладонь. Пальцы не тряслись.
– Что я говорил! – воскликнул Саня.
– Куда жену дел?
– К теще уехала…
Глава 14
Проститутки Сорокина и Воронина воспрянули духом. Впереди замаячили лучшие дни – предпринимательская свобода. Нет у них больше «крыши», на себя работают «бабочки». Свой товар. За сколько хотим, за столько и продаем. Здесь главное, не продешевить. Задешево всегда продаться можно – ноги, знай, задирай. От суда, слава богу, отбодались – ни за что, получается, мужика на скамейку посадили. Хороший судья попался. Говорят, двоих выпустил на свободу за последнее время.
– Думаешь, про нас забудут? – сомневалась Сорокина. Она родилась на три минуты раньше сестры, оттого считала себя старше и умнее.
– Почему нет?!
– Я тоже думаю, но по-прежнему сомневаюсь. Представь себе: мы и они. Кто мы и кто они? У них «крыша» – у нас штаны на заборе… после вчерашнего сушатся. У них кулаки – у нас фиги в карманах.
– Ты чо, совсем опухла?! Дырец им пришел… Вчера по телику опять показывали. Смотреть страшно. Жуть берет.
– А ты позабыла? Бнатов говорил, что у них система.
– Специально говорил, чтоб тряслись больше…
Из своей комнаты вышла, озираясь по сторонам, матушка – бока невзначай отлежала. На здоровье в последнее время жалуется. То у нее болит, это у нее ломит. И там – тоже. Куда ни ткни пальцем – кругом вся больная. Жиреть стала. Ходит от окна до порога – вот и все у нее движения. Даже на улицу ходить перестала.
– Головушка болит, – проговорила вялыми губами и села в кресло, раскинув ноги в разные стороны.
– Еще у тебя что болит? Говори сразу, – подначивала ее Сорокина.
– Доживешь до моих лет…
– Ой, не надо, мама! Не дожить нам до твоих-то.
– Доживете… Куда вы денетесь. Дотянете до сорока, а там и покатитесь с горки.
Мать замолчала. Ударила в больное место и успокоилась, довольная собой. Чтобы знали, где край, и не падали… Придумали мать родную терроризировать. То на улицу ступай. То сиди безвылазно, потому что глядеть на нее страшно соседям из-за ее полноты. Это оттого, что корм такой. А в последние несколько дней – особенно. Денег у Машки с Дашкой – куры не клюют. Вот бы узнать, сколько всего. Не говорят. Молчат. От матери скрывают. А ведь она им не враг.
– Может, начать тебе, мама, по магазинам ходить? – закинула вопросик Манька. – Сидишь дома целыми днями.
Вот! Опять за то самое. Дома сидит старуха. Может, она им мешает?
– Туда-сюда сходишь, глядишь, растрясешься маленько. А, мама?
– Без денег, что ли? – прикинулась мать. – Без денег в магазинах делать нечего.
– Ну, почему сразу так? Конечно, с ними. Пройдись, воздухом подыши. Сидишь в доме, как комнатное растение.
– Правда, мама. Сходи. Вот тебе деньги.
Матушка взяла деньги и с неохотой перевалилась через порог. Из дому гонят, господи прости.
Не успела старуха спуститься к подъезду, Сорокина ухватилась за телефон и принялась наворачивать диск.
– Борис Иваныч, Маринка беспокоит. Здравствуйте. Отправили кое-как. Можете к нам подойти?… Хорошо… – и опустила трубку.
Подполковник обещал прибыть через десять минут. Дверь необходимо держать открытой.
Марина подошла к двери и отворила замок. Сама смотрит безотрывно в глазок. Дарья стоит позади. Молчит. Дело давно решенное. Да и не могут они диктовать условия. Кто они и кто другие… В щепы разнесут и квартиру и дом.
В дверь позвонили. Марина отворила – на площадке Борис Иванович. Заходите, пожалуйста, товарищ подполковник.
Борис вошел. За ним еще два типа, лет тридцати. Всю «хрущевскую» прихожую заняли – не протолкнуться. Косматые. Как таких в милиции держат вообще. Борис Иванович принялся вновь ходит вокруг да около. Мозги пудрил опытным дамам, а те изо всех сил делали вид, что это им нравится. У обеих сторон получалось.
– Коньяк, Борис Иваныч?
– Не беспокойтесь, Дашенька.
Не пьющий оказался подполковник. Сам не пьет и другим не велит. Косматые бродят по квартире, будто зубры в Беловежской пуще. Приглядываются, принюхиваются. На язык только не пробуют. Скажи они Маринке и Дарье слово «лежать», и те развалились бы, отработали бы на все проценты ради одного лишь спортивного интереса.
– Закончили мы, Борис Иванович, – подошли к нему двое «зубров».
– Замечательно. Инструктируйте…
– Оба сотовых телефона, которые вы получили от нас, настроены на одну волну. Поэтому вы обе будете знать о вызове. От вас требуется лишь одно: по прибытии «гостей» нажмете вот эту кнопочку, – рассказывал один из них. – Не нажимать при условии, если она будет светиться. Свет красный. Как у светофора. Запомнили? Это значит, что кто-то побывал в вашей квартире и оставил в ней аппаратуру подслушивания. Это не трудно запомнить. Красный огонь светофора означает опасность.
