Тамара Борисовна торопилась. Надо было до смены дежурств исхитриться, перехватить зяблика и слегка вправить ему мозги. За одно и поговорить не мешало бы, прояснить – куда его клонит в настоящий исторически значимый момент. Ей и самой стало в последнее время казаться, что старик сделался вроде слегка как умом тронутый. И без того богом убитый, а тут к нему сынок припожаловал. Вместе они таких дела наковыряют, что потом бульдозеров не сковырнешь. Видали таких! Вчера ключи от квартиры надумали просить… Не было пятнадцать лет – так нет, явился… Где поставить чемодан?! И если не принять срочных мер, то действительно – это получится Синичкин труд. Все старания насмарку.
Поздоровалась на вахте, уверенно шагая в белом халате, подошла к служебному лифту и попросила доставить ее до седьмого этажа. Изжога у нее почему-то с утра – потому и нельзя много ходить. А то бы она не стала беспокоить по пустякам.
Пожилая дама понимающе кивала. Почему не подвести, если лифт для того и создан, чтобы возить. Исключительно персонал и неходячих больных.
Поднялись на этаж. Тамара выскочила из просторной кабины и поскакала на высоких каблучках за угол. Только бы своих застать кого.
Подбежала к посту.
– Ой! Так торопилась, – принялась тараторить. – Думала, не успею, чтобы вас застать. Как тут мой-то?
– Кто? Ах, этот… У которого дистрофия?
– Вот именно…
– Лежит себе. Потихоньку отходит и даже хотел кушать.
Филькина, топчась как на углях, посмотрела на часы – вроде как время поджимает.
– К нему запретили… – опередила девушка.
– Да я быстро – одной секундой! – крутнулась на месте Тамара. – Только туда и обратно. Хоть взгляну да в лоб поцелую…
Медсестре пришлось согласиться. Как откажешь? Знают немного друг друга…
Тамара белым пятном проскочила по коридору и скрылась за дверью палаты. Подошла, присела на край кровати.
Александр Сергеевич хлопал глазами. Выспался и начинал соображать.
– Как ты? Все лежишь? – произнесла стандартную фразу Тамара. – А я одна там воюю. Кончились у тебя таблетки?… Вот тебе еще упаковка. Спрячь, а то ведь они находят и все лишнее выбрасывают. У них же предписание… у медиков…
Достала из кармана упаковку и сунула тому под одеяло, почувствовав леденистое прикосновение руки. Хиреет на глазах организм. Не много, видать, осталось тому сопротивляться. Еще пара глубоких «затяжек» – и каюк «истребителю». Просто уснет и не проснется. И сведений об истинной причине гибели никаких. Официальный диагноз: остановка сердечной мышцы на фоне истощения. А что бы вы хотели – жил один, питался через раз да к тому же пил. Естественная смерть большинства алкоголиков.
– Коля приехал, – радостно проблеял Сергеич, блестя глазами. – Приходили вчера…
– Знаю, – оборвала его Тамара. – А ты и обрадовался. Ты что же думаешь, пришли твоим здоровьем заниматься? Ошибаешься. Им твоя «сталинка» нужна – вот что!
Двинула головой по сторонам – что-то разошлась, лишнего говорить стала, однако снова продолжила прежнюю линию.
– «Не делайте из ребенка кумира» – может, слышал? Иначе он вырастет и потребует жертв. Вот он и приехал, дитятка твой.
– Он и раньше всегда приезжал. По месяцу жил, бывало… И по полтора.
– И что из того?! Ему деньги нужды твои и квартира. Пропишется к тебе, а самого в дом-интернат сдаст. Это у них теперь в моде, у молодых.
– Знаю…
– Ну, вот. Раз знаешь, тогда и думай. Ключ у меня просил, а как я дам, если я не хозяйка.
– Что ты наделала!.. – Лушников ощетинился. Вскинулся головой кверху. – Как ты могла! Ведь он же мне сын…
– А мне он никто. Он же меня первой и вышибет вместе с дочерью, а ведь мы с тобой все-таки жили…
Она прикусила язык. Надо было сказать: не жили, а живут до сих пор, и еще долго будут делить супружеское ложе. Подумала и сморщилась.
– Что с тобой?…
– Голова что-то кружится. Побегу. Яблоки вот возьми… Апельсины. Выздоравливай поскорей.
Сунула пакет в тумбочку и поднялась. Вовремя успела. Спустилась вновь с помощью лифта, одарив старуху-лифтершу обезоруживающей улыбкой.
– Она словно гипноз знает, – бормотала ей вслед женщина.
А та приняла в раздевалке свою куртку и тут заметила: от входа шагает, размахивая ногами, словно циркулем, сын Лушникова. Филькина отвернулась и медленно побрела в сторону женского туалета. Действительно, вовремя смоталась с седьмого этажа. Ей точно бог помог. А если не бог, то кто?…
Дернула на себя ручку, вошла в кабину и притаилась. Приходится вертеться. Потому что если ты не будешь крутиться, то тебя саму навертят на стальной пруток.
Майор Лушников поднялся ступенями на седьмой этаж и уперся в закрытую дверь. Не пройти. Стукнул в стекло, вызвав неудовольствие медицинского персонала: трое девушек в белых халатах как с цепи сорвались. Пришлось удостоверением осаживать и разъяснять популярно – не навещать пришел, а вопрос медицинский решать, а это совершенно разные понятия. Тары-бары разводить некогда. Человек едва ноги волочит, хотя и в твердом рассудке. Есть точные сведения, что ему навязывают ненужное и вредное для здоровья лекарство.
Барышни в халатах не верили. Что-то уж больно на криминал смахивает. Не может такого быть.
– Может! – холодно произнес Лушников. – Особенно если к таблеткам приучить, когда вы без них жить не можете. Мне вам, что ли, объяснять.
– Заведующий запретил пускать.
– Между прочим, по моей же просьбе. Так что отворяйте калитку… Так точно… Именно я и говорил с ним вчера.
Дверь отворили.
– Был у него кто-нибудь?
– Откуда нам знать…Мы только заступили…
– Ведите к больному. Осмотрим при вас. И заведующего пригасите, если еще не сменился…
Заведующий оказался на месте. Обычное явление, когда врач, отдежурив сутки, вновь остается на месте. Заработать всем хочется.
– Мне кажется, что к нему приходили, – сказал майор. – Со спины успел заметить…
– Надо было остановить, – доктор усмехнулся.
– Каким образом? Она в туалет заскочила. В женский, естественно… И словно застряла там.
– Понятно. – Доктор качнул головой. – Идемте. Спросим у людей.
Вдвоем они прошли по коридору в палату и остановились у кровати больного. Тот разлепил тонкие веки. Сонная пелена застилала глаза.
Майор дернул на себя ящик тумбочки – пусто. Подхватил одеяло и тут же заметил, как рука у отца дернулась к бедру. Перехватил ладонь и без труда разжал пальцы.
– Эх, папа. Ты прямо как ребенок.
– Отдай сюда… Это мое…
– Ты не знаешь, что делаешь!
