А к вечеру Александр Сергеевич снова пропал из дома. Вышел на пять минут прогуляться и где-то запропастился. Шум подняли опять те же Гирины. Уляхин Николай подключился к ним на более позднем этапе. Часа через два, когда те окончательно выдохлись. Уляхин пришел, уселся на скамью у ворот рядом с супругами Гириными и стал громко костерить человеческого самца за половую невоздержанность. Того самого, которого Адамом зовут.
Народ шел мимо и удивлялся. Некоторые останавливались. Молва моментально разнеслась по округе. Опять, кажись, понесло дядю Саню Лушникова. В родные края на дачу собрался. Сома ловить. Именно только его. В Крестовые Городищи. Собрал припас и тихонько смылся. Ничему не научила человека жизнь. Сома ему подавай. Как бы сам на корм не ушел к усатому…
Народ жалел старика. Ополоумел, выходит. На улице без фуфайки не обойтись, а этого понесло. Была бы Ирина жива – разве же она ему позволила бы. Надо идти к его молодой жене и хоть той рассказать. Говорят, живет в общежитии не так далеко.
И ближе к ночи, как раз после бразильского «Клона» собрались трое старушек и зашагали асфальтовой тропинкой.
Пришли, позвонили в дверь. Тамара вышла, заспанная. Выслушала сообщение и вновь развернулась к двери.
– Какое мне дело теперь до него, – хрипнула голосом. – Чо хочет, то пусть и делает. Нашли тоже ровесницу…
И скрылась за дверью.
Женщины качнули головами и развернулись. Среди них была и Гирина Настасья.
– Видали штуку? Словно бы он ей никто…
Пришли к дому.
– Придется опять караулить квартиру, – произнесла Анастасия. – Как будто у нас своих дел нету…
Постояли с часок, удивляясь и ругая одинокого бездумного человека, и разошлись. Наверно так и должно быть у одиноких. Через пень колоду…
Глава 22
Александр Сергеевич жил на даче четвертый день.
– Никому я не нужен, – жаловался он соседям. – Сын уехал в командировку. Гражданская жена, с которой жил до этого, тоже бросила. Знать не хочет. А все из-за чего? Из-за квартиры. Я ведь все подписал ей. Казалось бы, что еще надо человеку!..
Соседи кивают, повиснув на городьбе.
– В меня же здесь стреляли, – вдруг вспоминает Лушников. – С улицы из пистолета. А может, из пугача из какого. До сих пор по судам таскают, потому что пришлось с ружьем отбиваться…
Народ снисходительно слушает, но по глазам видно – никто не верит. Слишком уж экзотический случай. Сам еле ходит – об воздух держится, а послушать, так у него чуть не война была в начале апреля. Хотя дырка все же в стекле виднеется. Аккуратная. Словно из рогатки камушком пробили.
Лушников бродит по саду, косясь в сторону колокольни. Точно известно, что двери забиты на толстые гвозди. Но где гарантия, что их снова не вытащили. Залезут опять и пальнут по седому котелку.
Но тихо вроде в той стороне. Да и народ теперь живет кругом. Понаехало всяких. И хромых и кривых. Роются. Носы морозят на ветру. Смотрят слезящимися глазами и планы на урожаи строят. Когда лучшим вариантом было бы совсем другое: засеять весь участок газонной травой и ходить по ней до самой осени босиком. А помидоры с огурцами в магазине купить.
В обед явился из города господин Уляхин. Вылупил глаза и давай прилюдно ругаться, чтобы, дескать, ехал домой. Лушников больше молчал. На конституцию больше напирал. Где хочет, там и живет. И с кем хочет. Остальные ему не указ. Жаль, не едет к нему Тамара Борисовна, а то бы они сообразили вечерком на двоих. Танцы под луной и под шашлыки с водочкой. Тамару снова взяли к себе на работу. Так что некогда ей разъезжаться теперь.
Ничего не добился подполковник НКВД. Плюнул и уехал назад. Все с той же сумкой в руках. Продуктов оставил придурку и назад покатил. Все-таки вместе когда-то учились. Разве же бросишь одинокого.
Лушников проводил товарища до самой остановки, посадил в автобус и стал возвращаться. Дачи стоят на возвышенности. Кругом лес. Но если подняться на крышу – город Волгошуйск виднеется. Напрямую – километров десять всего. Оттого и связь по сотовому телефону превосходная. Александр Сергеевич периодически включает сотовый телефон на подзарядку. Вдруг Тамара надумает поговорить, а до него не дозвониться.
Завернул за угол и вздрогнул, услышав в кармане торопливый трезвон.
– Шура. Ну, как ты?
– Да живой пока что… Хожу.
Говорила Филькина. Накануне обещалась приехать, но опять у нее что-то срывается. Однако Сергеич должен надеяться, потому что не сегодня, так завтра обязательно. Проговорила и снова в отключку. Ни здравствуй, ни прощай.
Сергеич опустил телефон в карман и двинул к даче. Солнце опускалось за Волгу, наливаясь кровью. Должно быть, к ветру и еще большему холоду. А дров на даче осталось полтора полена. Придется опять обогреватель включать. Вошел внутрь и прикрыл за собой дверь. Потом поднялся на мансарду, снял с гвоздя потертый бинокль и стал смотреть в сторону церкви. С другой половины дома, не выходя из темного угла.
Тишина внутри. На улице тоже ничего не слышно. Лишь лай отдаленный раздается. Наверняка народ думает: один себе живет, никого не боится. А ведь все не так. Боится. Жизнь у него тоже одна. И прожить ее хочется до конца.
Быстро темнеет весной. Народ, что приезжал с утра, последними автобусами уехал. Опять та же пустынность, что и вчера была, и позавчера… Недолго ему уже осталось. Всему бывает конец.
Вновь бросил бинокль к глазам, прежде чем уйти вниз. Поужинает, потом поднимется и включит свет. Потом опять спустится вниз и будет долго еще сидеть внизу, глядя в сумерках из темного окна.
Хотел опустить бинокль, но задержался – фигура на колокольне мелькнула в проеме. Присмотрелся: локоть торчит из-за косяка. В темной одежде. Ошибки нет никакой. Наконец-то!
– Может, ты тоже видишь? – проговорил Сергеич.
– Вижу, – тихо донеслось с чердачка.
Под самой крышей мансарды вдоль конька оставлено треугольчатое помещение. Снизу под ним сам потолок. С боков крыша. С торцов забрано досками. Одна из досок слегка отведена в строну – ветром словно бы оторвало. Или гвоздь пожалели, когда прибивали.
– Будем ждать, – донеслось сверху. – Ляг в углу за трубой и молчи…
Сергеич подчинился. Кинул на пол матрас и сел, бороздя взглядом пространство. Неужели опять по его душу пожаловали. Это как насолить надо кому-то, чтобы за тобой беспрестанно охотились. Может, действительно, эхо необъявленной войны?
Зашуршала рация. Для чего только взяли с собой. Если один шорох от нее.
– Виктор, слышишь меня?… Кажется, кто-то там появился. Будем ждать. Через полчаса начинаем. Ровно в девять…
На чердаке лежал сын Сергеича. Четвертые сутки кряду. И еще двое томились – в пустующем домике рядом с церковью. Сергеич был вынужден согласиться на предложение. Хуже нет, когда тебя самого ведут. Лучше уж тебе руководить событием. Надо лишь подойти вдоль стены к выключателю и нажать кнопку. У окна в ту же секунду будет высвечиваться фигура мужчины. С улицы не видно, кто там сидит за тюлевой занавеской. Все рассчитано. У Николая оружие. Снайперская винтовка Драгунова. У него и документ оказался соответствующий – снайперскую подготовку прошел на острове.
