– Сам не могу понять, – трясся над бумагами Александр Сергеевич. – Вроде здесь всю жизнь были.
– Напряги мозги! – орал Гирин. – Как можно забыть адрес сына?!..
Оказалось, тот переехал в другой город, и адрес сам собой выветрился из головы. Область все та же – Сахалинская. А город, кажется, Кыш. Александр Сергеевич ничего не мог больше вспомнить. Как отшибло. Даже фамилию стал свою забывать.
– Ладно, пойду. Засиделся я у тебя, – подытожил Гирин. – А ты сиди и вспоминай. Кыш, значит, говоришь? Ну, ладно. Хотя бы так.
Гирин пожал Сергеичу руку и двинулся к выходу. У двери остановился, ткнул пальцем хозяину в грудь:
– На твоем месте я бы подумал – стоит ли употреблять эти лекарства? Особенно в твоем теперь положении. Ты же у них вроде нахлебника…
– Как это?
– А так, что какой им с тебя теперь толк… Так… Одна маята…
Александр Сергеевич выкатил глаза.
– А ты бы как думал?! – продолжил Гирин. – Рады они, что ли, еще одному иждивенцу?!
Лушников жал плечами.
– Вот и я думаю, что не рады. Так что уже ты постарайся… Чтобы раньше времени в ящик не сыграть, а я тем временем Николая буду разыскивать…
– Как же ты будешь его искать?
– Не о том думаешь, Саня… Неужели тебя учить надо тоже – взял и подарил им квартиру. Совсем, видать, кукушка съехала… Да ночью-то не открывай – пусть даже супруге этой… Тьфу! Язык не поворачивается сказать.
Кажется, Гирин знал, о чем говорил. Александр Сергеевич затворил за ним дверь на все замки, приплыл на полусогнутых в зал и принялся думать, сидя на диване. Что-то быстро срубила его болезнь. И, что особо характерно, в сон постоянно тянет. Он говорит об этом врачихе, но та утверждает, что это возрастное, от годов. Она и слушает-то его вполуха – кому он нужен, старый пенек с глазами. Сдохнет – никто о нем плакать не станет. Сам виноват, что один остался. Врачиха работает с Тамарой Борисовной. Они обе обслуживают старичков и будто бы находятся в штате ООО «Синие просторы».
Александр Сергеевич поймал себя на мысли, что ошибся. Не «Синие просторы», а «Небесные дали». Общество с ограниченной ответственностью. Он им квартиру – они ему услуги. Обещали добавку к пенсии, медицинский патронаж, телевизор. И копию договора обещали подвезти. Впрочем, договор Лушникову не к спеху. И телевизор тоже не к спеху. У него свой хороший. Но ведь там одна сплошь реклама: «Настает дачный сезон, а у тебя артрит! Купи немедленно «нестарит»!
Одна надежда оставалась у Лушникова – Весна! Она давно набрала обороты. Сергеич надеялся, что скоро непременно уедет на дачу. Почему-то казалось, что именно там вернется к нему бодрость – надо лишь дышать свежим воздухом и трудиться в меру сил. Даже от лекарств, без которых теперь невозможно уснуть, можно будет избавиться. Узнать бы, что за лекарства ему прописали, да не у кого. Нет у него знакомых, сведущих в этом деле. Одни военные вроде Гирина.
Он посмотрел на круглые настенные часы. Три часа. Филькина должна опять подойти. Лушников вдруг удивился: почему-то нет к ней больше былого трепета. Потому и называет ее про себя Сергеич теперь по фамилии – Филькина. Придет, хвостом вильнет – и снова за порог. Словно у нее семеро по лавкам.
Кажись, опять скребется за дверью. Сергеич напряг слух. Встал и пошел к дверному глазку. Действительно, стоит. В сумках роется. Лекарство, по-видимому, забыла.
Но Сергеич ошибся. Филькина вынула из сумки сотовый телефон и тихонько пошла от двери коридора, давя кнопки. Затем вжалась ухом в трубку и произнесла фразу, от которой мурашки побежали по спине: Сергеич успел тихонько отворить дверь и слушал, стоя на сквозняке.
– Я на объекте… – бормотала под нос Тамара. – Иждивенец, повторяю, давно созрел!..
Последнюю фразу она выкрикнула, вероятно, от наплыва чувств.
Вот оно! Иждивенец! Нахлебник!.. Ваня Гирин, выходит, как в воду смотрел.
Сергеич тихо опять прикрыл дверь и защелкнул замок. Ничего он не слышал. Тамара, отвернувшись лицом к лестнице продолжала чирикать. Синичка. Она думает, ее никто не заметил. Какова шельма!
За дверью вновь послышался шорох. Потом прозвенел квартирный звонок над дверью. Как удар колокола над головой. Лушников не знал, что делать. Пригрел змею на груди. Придется впустить. С минуту подождал, потом кашлянул:
– Кто там?
– Всё те же, Сашенька…
Сергеича передернуло: подружка думает – нашла себе дурачка! Открыл дверь на цепочке и пристально посмотрел. Сделал вид, что озабочен долгим отсутствием. Не для того договаривались, чтобы бросать в одиночестве.
– Как ты? – сказала Филькина. А в глазах холод открытый сквозит.
Лушников прошел в комнату и сел на диван. Виду не подает, что слышал разговор. Он и про телефон-то впервые узнал. И она еще говорит, что концы с концами едва сводит.
Филькина села на краешек стула. Опять ей некогда. Укольчик в жопу – и бегом по асфальту. Дочь с ребенком одна тоже. Варить надо, стирать.
– Знаешь, мне тоже некогда, – сухо произнес Александр Сергеевич.
– Ты что это, Сашенька! Разве же можно тебе?…
– Нет!
– Что с тобой, Шуронька… Шура…
Но тот был неумолим. Некогда ему тоже сегодня, решил в баньку сходить, попариться…
– Тогда подпиши бумагу, что отказываешься от инъекций! – тявкнула Филькина. – Чтобы никто не отвечал!..
– Вам надо – вы и подписывайте. Где квитанция об отправке письма?
– Какого?! – удивилась Филькина и глядит святыми глазами. Словно впервые слышит.
Сергеич выкатил на нее глаза, молча разинув рот.
– Ты не веришь мне, что ли?! – спохватилась Филькина.
– Не надо, Тома… Дай мне квитанцию, чтобы я знал. Почему мне не отвечает никто?
– Это ты у него спроси. У сына… у своего.
– Приедет – спрошу.
– Ага! Приедет он тебе! Жди!..
Лушников тихо радовался. Змею пригрел, а та тихой сапой дела творит. Тепличное растение. Синичка тощая. Клювиком щелк-щелк. Крылышками порх – и полетела! К себе в гнездо.
– Не будешь писать, что ли, расписку? – напирала та.
– Не обязан…
– Ветеран хренов…
– Вот как ты запела! Именно! Заслуженный ветеран всех войн и народов. А ты можешь идти – не мотай мне нервы, невеста хренова!..
Разругались в пух и прах. Впервые за истекший год.
Тамара Борисовна подхватила на ходу в коридоре сумки и выскочила из квартиры, хлопнула дверью. Та отскочила от косяка и осталась в таком положении.
Хозяин подошел. Выглянул в пустой коридор и снова закрыл на одну лишь защелку. Он не собирался быть долго в доме. Он еще себя покажет. Бегают тут со шприцами, а он им должен заднюю часть свою подставлять.
