– Извольте, – раскрыл подполковник кулак.
– Она не от мундира военного.
– Разумеется, нет, сразу видно.
– Гражданские чины тоже имеют отличительные знаки, соответствующие ведомству, где они служат. Почтовое ведомство не спутаешь с придворным, не так ли? Аксессуары будут отличаться, в том числе и пуговицы, имеющие одно изображение в каждом ведомстве. Даже по купеческому мундиру можно определить, в какой губернии живет купец, коль знать гербы губерний.
– Согласен. Но пуговица и не с гражданского мундира.
– Она принадлежит человеку, который не служит, но состоятельный. Доктор не может позволить себе иметь роговую пуговицу с тисненым узором…
Топот за кабинетом прервал рассуждения Марго, она живо схватила пуговицу и спрятала руку за спину. Вошел знакомый пристав, с ним два полицейских с каменными физиономиями. Ардальон скосил глаза, спрятанные за очками, на стонущую англичанку, потом, повернув голову в другую сторону и увидев доктора, беспомощно заморгал. Только это и выдало его растерянность, во всем остальном Ардальон остался спокоен и преисполнен чувства долга. Он засеменил к трупу, согнулся над ним и будто обнюхивал. Не разгибаясь, повернул голову:
– Господа, вы что-нибудь трогали здесь?
– Нет, как можно! – опередила Сурова Марго.
Подполковник с укором посмотрел на нее, а ей – хоть бы что!
– Я горшок разбил, когда кучера звал, – доложил он.
– Горшок-с? – выпрямился пристав, заметил цветок на полу и черепки с землей, кивнул: – Хорошо-с. Прискорбный случай, господа. Доктор Кольцов весьма уважаемый человек был, лучший лекарь в уезде. Правда, попивал-с, да в нашем болоте редкая лягушка не заквакает на общий лад. Врагов не имел, разве что завистников среди тех же докторов. А как вошли вы, господа?
– В дверь, разумеется, – буркнул Суров. – Дом был пуст и открыт.
– Снова убийство, – вздохнул пристав. – Да только теперь не в лесу, а в городе.
– Вы хотите сказать, что доктора убили… – не договорила Марго. Вопрос и так был понятен, потому пристав кивнул:
– Да-с, доктор убит тем же способом. Две колотые раны на шее, между ранами равное расстояние во всех случаях. Я уж на глазок определяю-с.
– Как вы сказали? – подступила к нему Марго. – Равное расстояние? А что это значит, Ардальон Гаврилович?
– Покуда, ваше сиятельство, мы не знаем-с, – загадочно сказал тот, будто на самом деле знал, но намеренно не выдавал секрет.
– Понимаю: тайна следствия, да? – проговорила Марго, пристально глядя на труп уже без недавнего ужаса.
– Именно-с. – Пристав расхаживал по кабинету. – Вон кровищи-то сколь вытекло, а вы говорите – вампир. Отчего ж он кровь не выпил? Оттого что не вампир вовсе, а человек. Вандал, как есть вандал. А вот цель не ясна-с. Цель-то у него имеется, да поди разгадай… Без цели невозможно эдак жестоко убивать.
На кушетке произошло шевеление – гувернантка пришла в себя и села. А перед ней окровавленный труп в нескольких метрах. Мадемуазель издала стон, похожий на вопль, и свалилась на пол. Марго осталась равнодушной к ее новому обмороку. Она обратилась к полицейским:
– Господа, будьте любезны, перенесите мадемуазель Каролину в экипаж.
Когда полицейские унесли гувернантку, Марго подошла к трупу.
– А вы, ваше сиятельство, отчего в обморок не падаете? – осведомился пристав, листая тетрадь на столе доктора, где тот вел записи о пациентах.
– Не имею такой привычки. До свидания, Ардальон Гаврилович.
Следуя за ней, Суров внушительно зашептал в коридоре:
– Отдайте приставу пуговицу!
– Не отдам.
– Отдайте. Возможно, она улика.
– Я же сказала – не отдам. И кончим на том.
– Маргарита Аристарховна! – повысил голос Суров. – Вы… вы мешаете следствию!
– Милый Александр Иванович, – остановилась Марго в темном коридоре и повернулась к нему. – Этому следствию нельзя помешать, ибо оно ничего не делает. Уж который по счету труп, а пристав даже цели преступника не знает. Ему бы поспрашивать людей, тех же крестьян, а не относиться к ним с пренебрежением.
– Вы не знаете, он, может, и расспрашивал.
– В таком случае должен знать то, что известно нам.
– Отдайте пуговицу!
– Ни за что.
– Вы не имеете права…
– Не имею, – согласилась Марго. – Ну и что?
Суров негодовал и не находил определения такому ее поведению, к которому ни одно прилагательное не приставишь. Нет, приставишь: чудовищное поведение – Маргарита Аристарховна (графиня!) украла пуговицу! Он заходил по коридору туда-сюда и беззвучно ругался. Сразу видно – мадам не пороли в детстве и не научили нести ответственность за поступки. Он подлетел к Марго так близко, что едва не коснулся носом ее носа, и процедил:
– Были б вы моим солдатом, я б из вас… – и потряс в воздухе кулаком.
– Слава богу, я не ваш солдат. Да будет вам. Я отдам… но не сейчас. Потом. При случае.
Торжество осветило ее личико, она прекрасно понимала, что подполковник не станет с ней драться из-за пуговицы. Марго прошествовала в экипаж, а Суров зло захлопнул дверцу за нею, вскочил в седло. Напротив Марго полулежала мадемуазель с закрытыми глазами.
– Она у нас как второй труп, – сказала Марго презрительно, выставив перед собой ладони. – Мой муж платит ей за обмороки, потому что большую часть времени она проводит в беспамятстве. Надо сказать, чтоб уволил столь нервную мадемуазель.
После ее слов гувернантка открыла вялые глаза и со стоном поднесла кисть руки ко лбу. Англичанка-то, оказывается, неплохо понимала русскую речь.
Подполковник думал, что Марго после убийства доктора откажется играть спектакль. Она не сделала этого – ведь гости приглашены, будет нехорошо лишать их развлечения. Гувернантка пробовала сказаться больной, но Марго проявила жестокость:
– Вы будете играть! Только попробуйте упасть в обморок, я вас уволю и не дам рекомендательных писем!
Перед ужином провели последнюю репетицию, Марго осталась довольна. Христич с Ворониным остались в усадьбе, ведь завтра нужна помощь с утра. После ужина слушали на террасе романсы в исполнении Воронина, которому подпевала Анфиса, отвлекаясь от волнений, связанных с завтрашним днем. Гувернантка дулась, однако аккомпанировала на рояле, когда ее просили. Суров, сидя чуть позади Марго, подался к ней:
– Вы слишком строги к мадемуазель. У нее чувствительная натура.
– С чувствительной натурой не нужно работать, – слегка повернув к нему голову, категорично заявила графиня и зашептала: – Когда все улягутся, приходите в купальню. Там нам не помешают.
– Вы надумали опять следить за братом? – ужаснулся он. – Увольте, я более не стану грести на тот берег даже под страхом того, что вы рассердитесь навсегда.
