Чжао отвел меня в нашу комнатку. Рита, как только мы вошли в дверь, сразу вскочила с кровати, на которой она сидела, и бросилась ко мне.
— Хэлло, Ханако, — сказал ей Чжао и улыбнулся.
Она непонимающе глянула на меня.
— Я сказала, что мы гейши, — ответила я по-английски на ее немой вопрос, — так что можешь общаться с господином.
— Да, да, — закивал он. — Как ты себя чувствуешь?
— Спасибо, хорошо, — ответила она и опустила глаза.
Чжао подошел к ней и приподнял пальцами за подбородок ее покрасневшее лицо. Ханако смело глянула ему в глаза. Он провел рукой по ее щеке, помял в пальцах прядь волос, словно щупал дорогую ткань. Потом наклонился и вдохнул запах.
— Прекрасное дитя, — сказал он. — Я должен подумать.
Чжао отстранился, глянул на меня, потом пошел к двери.
— Вы довольны, господин? — спросила я вслед.
— О, да, — ответил он и, кивнув нам, удалился.
— Что это было? — хмуро спросила Ханако. — Обнюхал меня, как собака.
— Прикидывает, как нас более выгодно использовать. Надеюсь, в сауны не отправит.
Примерно через час нам принесли ужин. И судя по его качеству, а это были уже не полуфабрикаты быстрого приготовления, а хорошо прожаренные отбивные с крупным желтым рисом, свежие овощи и фрукты, Чжао понял нашу ценность для его бизнеса.
«Месяц на небе,
Один ты на свете товарищ
Бушующей буре».
Бонтё
На следующий день Чжао явился рано утром. Мы только проснулись и еще не успели привести себя в порядок. Он остановился у двери, глядя, как мы быстро накидываем халаты, и улыбаясь.
— Сейчас вам принесут завтрак, — сказала он. — А потом собирайтесь, так как мы уезжаем.
— И куда, господин? — осмелилась я задать вопрос.
— Я решил поместить вас на время в дом гейш. Есть тут один неподалеку в районе Тсим Ша Тсун. Его владелица, госпожа Лю, моя давняя подруга. Она пообщается с вами около недели, проверит на профессиональные качества. А потом посмотрим, что вы за гейши.
Мы с Ритой радостно переглянулись. Такая перспектива превосходила все наши ожидания. Чжао вышел. И почти тут же появился пожилой китаец и молча поставил поднос с завтраком.
Когда Чжао зашел за нами, мы были уже готовы к выходу. Я глянула на взволнованное лицо Риты, сжала ее руку и тихо сказала:
— Улыбайся, всегда улыбайся. Это поможет выровнять внутреннее состояние, ты же знаешь!
Чжао посмотрел на нас и сухо сказал:
— Хотелось бы, чтобы вы при мне говорили на английском.
— Извините, господин, — ответила я и поклонилась.
Мы вышли на улицу. У дверей стояла машина с открытой дверью. Мы забрались на заднее сидение. Чжао сел за руль, и мы поехали. Я сразу стала смотреть в окно, но ничего особо примечательного не увидела. Мы двигались по довольно узкой улице, которая напоминала ущелье между отвесных стен небоскребов. Я обратила внимание, насколько чистым выглядел тротуар. Потом уже узнала, что в Гонконге налагается огромный штраф за бросание мусора на улице. Людей было много. Начал накрапывать мелкий дождик, и людской поток расцветился множеством ярких раскрытых зонтиков. Я обратила внимание, что китайцы в своей массе одеты неброско. Почти у всех одежда была темных тонов. Иностранцы на их фоне сразу бросались в глаза цветными куртками, яркими джинсами, какой-то небрежностью во всем облике, за исключением, естественно, «белых воротничков».
«По любому, — думала я, — местные гейши должны отличаться от японских. Да и неизвестно, японки ли это. У владелицы, насколько я поняла, китайская фамилия. А вот клиенты, наверняка, все те же: мужчины в возрасте и при деньгах».
Я посмотрела на Риту, молча сидевшую рядом. Ее лицо приняло грустное выражение. Глаза повлажнели.
«Бедная девочка! Лучше бы Тим сделал с ней это! — почему-то мелькнула мысль. — И ей этого не избежать. Девственность всегда была предметом купли-продажи в среде гейш. Чжао, наверняка, хочет извлечь из этого обстоятельства наибольшую выгоду для себя».
Мне стало на миг невероятно тоскливо, но я усилием воли заставила себя улыбаться. Давно уже поняла, что даже самое плохое настроение можно исправить искусственно создаваемой улыбкой. Губы улыбаются, и мысли странным образом словно следуют за мимикой. И смотришь, уже через какое-то время на душе становится легче и радостнее.
Я взяла Риту за руку, она глянула на меня. Слезинки побежали из ее глаз.
— Ну-ну, дорогая, успокойся, — сказала я. — Ничего плохого с нами не происходит. Сейчас будем работать в привычном образе, только и всего. Постарайся, прошу тебя. Ведь нам устраивают своего рода экзамен.
— Да, я понимаю, — ответила она.
Мы говорили на английском, помня о пожелании Чжао. Он в этот момент повернул голову, прислушиваясь. Потом сказал:
— Бэби зря огорчается. Это, и правда, будет экзамен, только и всего. Должен же я знать, с кем имею дело.
— Да, господин, — ответила я и сжала руку Риты.
— Да, господин, — словно эхо повторила она.
Чайный дом оказался двухэтажным небольшим зданием, стилизованным под пагоду и словно втиснутым между двумя небоскребами. Благодаря своей красной изогнутой крыше, он сразу бросался в глаза. Называлось это заведение «Заснеженная деревня». Чжао не остановился у главного входа, над которым висело два круглых красных бумажных фонаря, испещренных черными иероглифами, а проехал дальше. Миновав несколько домов, он свернул и двинулся по неимоверно узкой улице, по которой едва могла пройти одна машина. Но и на этих задворках царила необычайная чистота. Мы скоро остановились возле входа в крохотный квадратный дворик все с теми же цветными мусорными баками. Дверь в глубине его, как я поняла, вела в чайный дом с другой стороны.
«Видимо, служебный вход», — решила я, открывая дверцу и выбираясь из машины.
Чжао пошел впереди нас. Зайдя внутрь, мы оказались в узком коридоре. Справа была лестница наверх, и Чжао направился к ней. Мы молча двинулись за ним.
На втором этаже он остановился возле приоткрытой деревянной двери и вежливо постучал. Ему что-то невнятно ответили. И мы вошли. Комната оказалась небольшой и обставленной по-европейски обычной на вид офисной мебелью. Возле окна стояла пожилая сухонькая китаянка в роскошном черном, расшитом золотыми павлинами кимоно. Подкладка рукавов была ярко-алой. Она обменялась приветствием с Чжао, потом подошла к нам и сказала:
— Ни хао ма.
— С вами здороваются, — перевел Чжао, — спрашивают, хорошо ли вам. И сам ответил:
— Хао сесе.
Как потом я узнала, это был обычный ответ, означающий «хорошо, спасибо». Мы молча поклонились. Чжао что-то начал говорить ей на китайском, при этом обращаясь «Лю нюйши». Обращение «нюйши» с китайского переводится «госпожа».
