В сентябре, заехав сначала в Литинститут, я отправилась в Саратов на Всесоюзный фестиваль авторской песни. У меня уже было написано несколько трагических вещей о Чернобыле. Но на этом фестивальном мероприятии они оказались не ко двору. Форум проходил под эгидой комсомола, которому было дано указание поощрять разоблачительные песни, но в меру. Говорить правду о Чернобыле тогда категорически запрещалось. В качестве конкурсантки я прошла с нормальным успехом творческие мастерские, и мне официально предложили готовиться к финальному концерту. Но в списках выступающих я себя не обнаружила. Кто меня оттуда вычеркнул, можно было только догадываться. Потрясло меня даже не это. Ни один из наших менестрелей, прекрасно меня знающих, не вмешался в ситуацию. Они меня, правда, пытались «утешить»:
– Ну че ты так психуешь? Подумаешь, не выступишь в каком-то Саратове. Ты же сама прекрасно знаешь себе цену, и мы знаем, – бодро произносили они и все, как один, бежали на сцену.
Но при чем здесь мой Антигерой, спросишь ты. А вот при чем. Он был на этом фестивале в качестве почетного гостя ровно один день. Я даже успела с ним увидеться в гримерной. Он ничего не знал о моей тогдашней жизни и знать, в общем-то, не жаждал. Встретившись за кулисами с моим мужем, Леша был не слишком рад появлению взбалмошной подружки в гримерке. У него были свои неприятности. Булат Окуджава что-то резкое сказал в его адрес. Организаторы восприняли это как команду: фас! Леша на открытии сыграл три композиции и на следующий день улетел. С тех пор слово «бард» он на дух не переносит. А я тогда мысленно попрощалась с ним навсегда. Стоит ли говорить, что прощание опять оказалось преждевременным…
Ты устал от всего: от назойливых баб,
От гастрольных поездок и шумных застолий,
Повелитель судьбы и профессии раб,
Утоляющий жажду одним алкоголем.
Сквозь актерский полет, тренированный взгляд
И пустой эпатаж проступает порода.
Постаревший Орфей, ты не смотришь назад,
Где бегут Эвридики сквозь толпы народа.
Ты выходишь на сцену, уверенный, злой.
Все почти как всегда, только публика-дура
Чует гибельный ветер, и как ты ни пой,
Ей не слиться уже со своим трубадуром.
Ты ведь знаешь, расплата приходит, увы,
К той душе, что живет, словно волк-одиночка.
Да, расплата – в утраченном вкусе халвы,
В потускневшей любви, в ненаписанных строчках.
Ты сидишь в кабаках малахольной страны,
Говоришь. что Париж – отравительный город,
Что Нью-Йорки и Хайфы тебе не нужны,
А в глазах твоих – жгучий пронзительный холод.
Где твой дом? Где тот угол, в котором тепло?
Где плечо, на которое можешь склониться?
Я смотрю на тебя, так, что горло свело,
Много лет. И никак не могу отстраниться…
Эпизод 11
То злосчастное интервью, из-за которого я потом ушла из «Имиджа и жилья», было приурочено к 300-летию Санкт-Петербурга. В особняке Боссе с недавних пор находился офис Алексея Волкова вместе со студией, в которой он записывал новые диски. К 300-летию он как раз закончил юбилейную пластинку. А тут и я приехала с намерением во что бы то ни стало сделать интервью.
– Ты что думаешь, я поверю, что ты сюда приехала ради интервью?
– И ради интервью тоже.
– Тогда давай сначала отметим завершение работы над диском, а потом поговорим о чем захочешь.
– А ты после отмечания будешь в состоянии общаться с диктофоном?
– Я сказал!
Все получилось, конечно, не так, как он сказал, но работу свою я, исхитрившись, выполнила, и речь в этом эпизоде, естественно, не о ней. Мне гораздо больше запомнился ночной разговор, не имеющий к интервью никакого отношения.
– Ну что опять не так? Снова этот дрожащий голос! Все, мы с тобой больше никогда не будем ложиться в постель. Ты – психопатка! И я такой же психопат. Всю жизнь я с тобой носился, как с писаной торбой. Ни с одной женщиной я так не носился.
– Не надо со мной носиться, как дурень с торбой. Лучше скажи, ты хочешь, чтобы я тебя разлюбила? Я сделаю все возможное. Для начала заведу себе любовника и буду тебе по-дружески рассказывать о своей новой жизни. Хочешь?
– Тебе честно ответить? Не хочу! Как мужик я не хочу, чтобы ты меня разлюбливала и кого-то там себе заводила. Запомни, Шура, раз и навсегда: Леху заменить никем невозможно! Ты мне все время чем-то угрожаешь: то тебе жизнь не мила, то мила, но только не со мной. Здесь в Питере есть одна городская сумасшедшая, которая много лет хочет родить от меня ребенка. Так вот, если бы она бросилась с какого-нибудь моста, у меня внутри ничего бы не пошелохнулось. Но стоит мне только подумать о том, что с тобой может что-то случиться, у меня начинают на голове от ужаса шевелиться волосы, которых нет…
– Эта несчастная, наверное, не просто так младенца от тебя хочет? Наверное, у тебя с ней было кое-что?
– С ней?! Она такая страшная! Для того, чтобы с ней лечь, я должен был бы выпить литров пять, закрыть глаза и представить, что это ты!
– Ха-ха-ха! Но ты же пять минут назад говорил, что больше со мной никогда, ни-ни…
– Я говорил?! Ты меня просто спровоцировала! Как это – больше никогда?!
– Ну да. Спровоцировала. Я просто не хотела так быстро с тобой расставаться. Это что, симптом психопатии, товарищ лекарь?
– Нет, это симптом паранойи. Да шучу я, шучу! В общем так, Александрин, завтра с утра я улетаю в Мурманск.
– Тебя опять потянуло на подводную лодку?
– Не потянуло, а так надо. Выбрось все глупости из головы, осенью встретимся на просторах Украины.
– Ты сегодня много выпил, я принесу тебе пирроксан.
– Я не пью лекарства для психов. Зачем ты мне это предлагаешь?
– Чтобы голова с утра не болела.
– У меня никогда не болит с утра голова.
– А у меня болит. Что поделаешь, самое слабое место.
И он улетел в Мурманск, а мне весь тот длинный день помогла скрасить случайно оказавшаяся в пределах Питера подружка. Не приходя в нормальное сознание, я передвигалась в ее автомобиле по разным точкам города и думала, насколько это было возможно, о вечном. С Розой Байсаровой, ученицей Алексея Германа, мы познакомились несколько лет назад в Гатчине на фестивале «Литература и кино». С тех пор виделись редко, но метко. В тот день мы заглянули на «Ленфильм». Роза собиралась снимать новую картину и вызвала народ для обсуждения проекта. Я слушала, о чем они говорили, мало что воспринимала, но исправно подавала какие-то реплики. Все почему-то смеялись, а Роза с гордостью повторяла: «Видите, кого я вам привела!» Потом она познакомила меня с драматургом Валерием Бываловым, мы перебросились парой-тройкой фраз, распрощались с ним и уехали. Сердобольная Роза повезла мое тело есть и пить в какой-то ресторан. Так в тумане день и пролетел. На перроне Витебского вокзала мы с Розой простились, как сестры. До отправления поезда оставалось минут десять. Выйдя из вагона покурить, я вдруг увидела стремительно приближающегося ко мне Валеру.
