Эти дни я потратила на то, чтоб закончить киноповесть. Все, что успела написать, стало каким-то непонятным образом перекликаться с фильмом, который мы снимали. Недавно Саша Анчарова рассказала мне, что еще до начала съемок по электронной почте переслала Волкову первый вариант сценария «Из логова змиева». Среди ночи у нее дома раздался звонок.
– Вот что, Шура. Если твои друзья собираются это снимать, посоветуй им перенести действие в 30-50-е годы, Ленинград заменить на Москву, а музыканта Вольфа – на писателя Буряченко. В противном случае, я обещаю тебе большие неприятности, – прорычал в трубку джазмен.
– Ты же знаешь, Леш, мы не из пугливых. Я постараюсь сделать все от себя зависящее, но за результат не ручаюсь. В том, что ты прочитал, есть хоть слово неправды?
– В том-то и дело, что в этих 13 сериях все слишком узнаваемо. А я – человек несвободный, как тебе известно. Не о себе пекусь – о ближних.
«Ну, это он лукавит», – думала я, слушая Сашу. Но именно тогда мне и пришла в голову идея написать о Борисе Пастернаке и Ольге Ивинской. Тут тебе и Москва, и вместо Финского залива – Переделкино, и 30-50-е годы, и знаменитый поэт, правда, с фамилией более благородной, чем Буряченко. А самое главное, это трагическая история любви, которая давно меня будоражила. Я мечтала когда-нибудь сыграть на сцене или в кино Ольгу Ивинскую. Но никто о ней еще не написал ни пьесы, ни сценария. Вот я и придумала такую, что ли, литературную матрешку…
После возвращения Ольги из лагеря прошло целых полгода прежде, чем они увиделись. Пастернак боялся с ней встретиться, для него была невыносима мысль, что за эти четыре года в аду она постарела и потеряла свое особое женское очарование. Ольга не могла оправиться от страшной обиды на него. И все-таки эти два человека не мыслили существования друг без друга. После первой же встречи их роман разгорелся с новой силой.
«Ты – благо гибельного шага,
Когда житье тошней недуга,
А корень красоты – отвага,
И это тянет нас друг к другу».
Но Борис Леонидович был уже не тем, кого она знала до тюрьмы. Он перенес тяжелейший инфаркт, после которого относился к жизни и смерти совсем по-другому. Пастернаку хотелось успеть в отпущенный ему отрезок жизни как можно больше. Еще до знакомства с Ивинской он начал писать роман «Мальчики и девочки». Потом в роман ворвались отголоски отношений автора и его возлюбленной. Главная героиня Лара становилась все больше похожа на Ольгу. Дочка Лары Катя была просто списана с Ирочки, восьмилетней дочери Ивинской. Наконец появилось устоявшееся имя и у главного героя романа. Юрий Живаго был во многом похож на Пастернака, но судьба у него оказалась совсем другой. Борис Леонидович к тому времени все чаще и чаще жалел, что стал профессиональным литератором, а не композитором, художником или человеком нормальной земной профессии. Поэтому главный герой его романа – врач, пишущий стихи. Так закрепилось название: «Доктор Живаго». Реальная купеческая московская фамилия своим звучанием намекала на то, что ее носитель и теперь живее всех живых. В годы, когда началась травля Пастернака, наиболее рьяные любители русского языка печатно называли его роман «Доктор Мертваго». Но это было еще не самое изощренное оскорбление…
Новые главы романа Ольга отдавала в перепечатку и переплет, и начинались квартирные чтения. Собирался узкий круг друзей Пастернака, имевших, с их точки зрения, право на хвалу и хулу. Ахматова, ревновавшая своего друга к роману, просто разносила его в пух и прах. Ариадна (Аля) Эфрон, вернувшаяся из ссылки, полюбила не только Лару из романа, но стала близкой подругой Ольги Ивинской. Они были ровесницы и обе, но по-разному, любили Пастернака. Ольга считала Алю красивой женщиной, слишком рано отказавшейся от женских радостей в своей судьбе. Аля, проведшая 16 лет в лагерях и ссылках, полностью посвятила себя подвижничеству во имя матери Марины Цветаевой. Благодаря Ариадне Сергеевне, Цветаеву начали издавать, как только времена из плотоядных временно превратились в относительно вегетарианские. Несмотря на аскетизм в собственной личной жизни, Аля окончательно стала на сторону не законной жены Пастернака, а Ольги Ивинской. Надо сказать, дочь Цветаевой была одной из очень немногих, хорошо относившихся к Ольге. Большинство знакомых Пастернака Ивинская, в лучшем случае, раздражала, в худшем – ее готовы были забросать камнями, как библейскую блудницу. А Пастернак в 50-е годы уже совсем не мог без нее обходиться. Он почти безвыездно жил в Переделкине на даче с Зинаидой Николаевной и сыном Леней. Ольга Всеволодовна сняла дачку неподалеку от дома Пастернака. Так и разрывалась его жизнь между Большой дачей и Малой дачей. На Большой кулинарка Зина и ее домработница организовывали грандиозные обеды, после которых хозяйка дома подолгу играла в карты с женами писателей. В это время Пастернак уходил либо работать на второй этаж, либо на «прогулку», то есть к Ольге. Именно с ней он обсуждал судьбу «Доктора Живаго», именно ей первой читал новые стихи. Все 25 стихотворений Юрия Живаго, написанные Пастернаком и вошедшие в роман, ярко подсвечены историей любви Юрия и Лары, а по сути – Бориса и Ольги. Даже евангельский цикл насквозь пронизан земной любовью и верой в бессмертие такой любви. В новогоднем письме, уже после завершения трагической истории с «Доктором Живаго», Ариадна Эфрон признавалась Борису Пастернаку:
«К Оле мое отношение было противоречивым – таким, как она сама, – легким и отчасти легкомысленным, как она сама, – тот ли она человек, что тебе нужен? в чем-то да, а в чем-то нет – вам виднее, и дай вам Бог счастья, думалось мне, когда думалось. Теперь и это выяснено, и это встало на место. Та легкость, простота, то «само собой разумеется», та естественность, с которой она в эти дни – и навсегда – подставила плечо под твою ношу, та великолепная опрометчивость и непосредственность, с которой она, как ребенку, раскрыла объятья твоей судьбе, определили и ее самое, и ее место – с тобой и в тебе.
Сейчас все раскрыто, все обнажено, отметено все лишнее, осталось правдивое, верное, насущное, как воздух, хлеб, вода. И какое, о Господи, счастье, что из всей этой путаницы, как из пены морской, как из клетки адамовых ребер, встала рядом с тобой на суд веков, – навечно, – эта женщина, жена, – встала противовесом всех низостей, предательств, выспренностей и пустословий».
Наверное, дочь Цветаевой, когда-то гениальная девочка Аля, поняла, вернее, почувствовала то главное, что соединяло Бориса Пастернака и Ольгу Ивинскую. Мало кому это дано было почувствовать и понять. Недавно появились в продаже воспоминания Василия Ливанова, известного любителям телесериалов в облике Шерлока Холмса. В роли английского сыщика актер гораздо благороднее, чем в роли вспоминателя. Ливанов пишет о большой дружбе между своим отцом и Пастернаком. Борис Ливанов был гораздо известнее, чем его сын Василий. Знаменитый актер дружил еще с Михаилом Булгаковым в бытность его сотрудничества с МХАТом. Артист и писатель состязались в острословии, и равных им не было. Однажды встретились Булгаков и Ливанов, и Михаил Афанасьевич сказал:
