– А я? – поинтересовался Клим.
– Ты просто постой в сторонке. Все за мной.
Крадучись, добрались до первого окна, оно не только оказалось темным, но за ним еще и не чувствовалось никаких признаков жизни. Бомбей перебежал к другому окну и призывно замахал руками, остальные осторожно подкрались к нему. А свет-то все же идет изнутри! Тусклый свет сквозь неплотно закрытые ставни, которые приделаны не снаружи, а изнутри. Маля определила:
– Лампа керосиновая горит. Что будем делать? Опять заляжем у сортира? А вдруг это люди, вообще не имеющие отношения к Грибу? У меня рука не поднимется…
– Монтана, не мели языком, – перебил ее Бомбей. – Объясни тогда, почему они прячутся? Почему задраили окна, сидят при керосинке, как до революции, а? Не знаешь? Тогда слушай, что старшие говорят. Идем к сортиру, надо, чтобы хоть один вышел, а он выйдет, обязательно выйдет, без пописать никак нельзя.
К сожалению, у этого туалета не было укрытия, но дощатый забор, отделяющий соседнюю усадьбу, бросал плотную тень на землю. Князев стал возле дерева, растущего в двух метрах от интимного домика, Клима Бомбей затащил за туалет и приказал не высовываться, а он и Маля встали по бокам. На этот раз удача оказалась не столь милостива, время будто остановилось. Длительность ожидания сказывалась на ногах, которые устали, то и дело кто-нибудь садился на корточки, но и в этом положении ноги не отдыхали, а еще больше затекали. Климу было хуже всех, сзади туалета нестерпимо воняло, но когда он выходил к боковой стороне, Бомбей шикал на него, и приходилось возвращаться. Прошло не менее часа, и вдруг они услышали, как скрипнула дверь. К туалету быстро шел сухощавый мужчина…
И тут! Полная неожиданность: сначала послышалась музыка, затем из тьмы вынырнула легковая машина. Подворье покинутого дома почти не было огорожено, вернее, ограда имелась, но низкая, кое-где она вообще завалилась. Яркие лучи фар осветили двор и часть усадьбы сбоку, как раз там, где стоял туалет. Люди в засаде все замерли, прищурившись от света…
– Вы кто? – выдавил молодой человек, мечтавший попасть в покосившийся домик. – Что здесь делаете?..
Автомобиль проехал, громыхая на всю улицу, а молодой человек сообразил, что тут нечисто, развернулся и рванул к дому.
– Монтана! – прорычал Бомбей.
Та сделала шаг и метнула нож в спину убегавшего. Он упал ничком, Бомбей и Маля кинулись к дому, за ними Князев, Клим ничего не видел, посему ждал, когда ему прикажут выйти.
Бомбей придержал Малику, рвавшуюся в дом, достал что-то из кармана, поджег фитиль и вошел в маленькую прихожую. Он открыл дверь и кинул в комнату дымовую шашку, потом захлопнул дверь, выбежал на крыльцо. Первого, кто выскочил из дома, Бомбей ударил в грудь, тот со стоном скатился со ступенек.
– Держи его! – бросил Бомбей Князеву.
Павел Павлович, оседлав парня, приставил дуло автомата к его виску, а Бомбей с Маликой стали по бокам двери. Второй заставил себя ждать, но усидеть в дыму было невозможно. Сначала раздался кашель, потом появился качок с пистолетом в руке, глубоко засасывающий воздух. Его схватили за руки, вывернули их и приставили к виску ствол.
– Кто еще в доме? – шипел Бомбей. – Кто?
Вначале он ничего не мог сказать, заходился от кашля.
– Никого, – наконец испуганно пробормотал бандит под дулом Князева.
– Где девушка и мужчина? – спросил Павел Павлович.
– Внизу. А вы кто?
Из укрытия на шум выбежал Клим, не находивший слов от возмущения, ведь о нем вообще забыли, он чуть не задохнулся за сортиром. Маля велела ему держать качка и рванула в дом, выбросила дымовую шашку в окно, раскрыла его, включила электричество. Втащили в дом парней, и, пока мужчины связывали их, Малика нашла вход в погреб, отбросила крышку:
– Лялька! Кеша!
– Малика! – воскликнул испуганный девичий голос. – Мы здесь! Малика!
Монтана спрыгнула вниз, вскоре крикнула оттуда:
– Помогите им!
Клим с Князевым вытащили прехорошенькую девушку, за ней медленно поднимался по прогнившей лестнице худой и седой старик, Маля поддерживала его сзади. Лялька плакала навзрыд, обнимая сестру, она оказалась полной противоположностью Малике: тоненькая и светлокожая, со светлыми волосами, заплетенными в десятки мелких косичек с разноцветными веревочками на концах, а на вид ей было лет шестнадцать. Только по некоторым чертам лица – по тем же глазам наподобие дынных семечек, по пухлым губам – можно было догадаться, что это сестры. Старик тяжело опустился на стул, тер глаза – после темноты свет слепил его. Князев заглянул в проем подпола, затем толкнул Бомбея:
– А муж где?
– Так вот же он, – указал тот на старика.
– Этот дед?! – ахнул Князев.
Старик обнял Малику, поцеловал ее в макушку, заворчал:
– Малек, давай быстрее уйдем?
– Идти можешь? – смеясь от радости, спросила Маля.
– Отсюда? Конечно!
Бомбей кивнул в сторону связанных на полу:
– А с этими что делать?
– Пусть катятся, – сказала Маля, помогая старику идти к выходу. – Гриб все равно догадается, кто здесь побывал.
– Ну что, пацаны? – наклонился к ним Бомбей. – Я не такой добрый…
– Не надо! – колотило того, что моложе. Качок молчал, стиснув зубы, и недобро сверкал глазами. – Не убивайте! Пожалуйста, не убивайте!..
– Да вас Гриб пришьет, – пренебрежительно сказал Бомбей. – Мой совет: бегите отсюда далеко-далеко, если умные. Монтана, веди Кешу с Лялькой к машине, а вы за мной. Ай, как тихо управились!
Перетащили трупы в первый дом, Бомбей поджег его, потом развязал руки парням, пожелал им выжить и побежал с Князевым и Климом к джипу.
Глава 22
Бывших пленников привезли на дачу Марты Ивановны, о чем Князев договорился с ней заранее. Место было укромное и тихое, маленький двухэтажный дом со всеми положенными удобствами, однако из предосторожности они запретили Иннокентию Николаевичу и Ляле выходить даже во двор. Соседи не страшны, люди они приличные, если кто из них зайдет, Ляля представится племянницей Марты Ивановны. Девушка ушла мыться, а Малика приготовила бутерброды с чаем для мужа и сестры, принесла их и спросила Иннокентия Николаевича:
– Как ты себя чувствуешь?
Князев с нескрываемым интересом наблюдал за стариком, стойкость которого его потрясла, а ведь пережил он – не дай бог никому. Иннокентий Николаевич сидел на диване в расслабленной позе, скрестив руки на груди; обтянутое кожей худое лицо застыло, как маска древнего божества; огромные круглые глаза блекло-голубого цвета казались утомленными. Теперь Князев понял, почему мужу Малики даже заграница не поможет, – от старости не лечат. Старик не сразу ответил жене:
– Сносно, не переживай.
