Стежняк, разбуженная стуком моего сердца, не спала и все слышала. Когда мы вошли в квартиру, она, вместо того чтоб отправиться в душ, пошла прямиком на кухню и включила чайник.
– Ты что, спать не собираешься? – удивился я, хотя и сам был ни в одном глазу.
– Нет, – возразила она, – спать мы не будем. Сейчас будем вспоминать прошлое, планировать будущее и ворчать на настоящее. Я же чувствую, как тебя зацепило…
И она была права, мне обязательно нужно было выговориться. Я устроился на стуле, а она села на подоконник и поставила ногу в носочке прямо мне на бедро. Это нормально, это вполне в стиле Стежняк…
– Зачем это нужно КГБ?
Она не стала прикидываться, что ничего не слышала в машине.
– Не знаю. Но тебе нужно быть осторожнее.
– Стежняк, мне очень страшно, – признался я, глумливо гримасничая (пьян был, каюсь). – Мы думали, что КГБ смирился с нашей деятельностью, но он нас ненавидит и презирает – по крайней мере, меня. Он не стал бы просто так развлекаться. Зачем-то он это делает?! Или лыжи не едут, или я в армии, или это какой-то очень тонкий замысел. Настолько тонкий, что его глубина самому КГБ неясна…
Я замолчал. Слова кончились, да и подташнивало меня неслабо, слишком эмоционально говорить не мог.
– Есть идея, – Стежняк нарушила молчание, кусая себя за губу и глядя в пол. – Но она немного безумная. Будешь слушать?
– Делись, – безнадежно согласился я. – Все равно я ничего, кроме как сигануть с моста, не придумаю. А твои безумные идеи мне всегда нравились: чего стоила наша ночь на Воздвиженке с Пашей и канистрой вина.
Но тут чайник как раз закипел, и Стежняк встала, чтоб налить мне и себе.
– Тебе черный без сахара, как любишь?
Я кивнул и обхватил лицо ладонями. Мне было не до чая.
– Слушай, ну что ж такое-то, а? – из недр ладоней приглушенно пробормотал я. – Ну что ж мне житухи-то спокойной нет?
Она налила себе и мне чаю, вернулась на подоконник, снова поставила лапку мне на бедро и продолжила:
– Так вот, моя мысль простая. Живешь ты опасно, ходишь по лезвию. Тебе нужно копить деньги на черный день и быть готовым к тому, что придется сматываться. А чтоб сматываться было проще и не пришлось ныкаться в какой-нибудь дыре в Воронежской области, я помогу тебе получить болгарское гражданство.
Вот так новости!
– Почему вдруг болгарское? – решил отшутиться я. – Давай уж сразу шведское, тем более что я там был, язык немного подучил.
Но подруга была настроена слишком серьезно.
– А если серьезно – ты какими языками владеешь? – деловито осведомилась она.
– Ну, английский как родной… И немецкий на уровне «Меня зовут Николай, я инженер и работаю на советской фабрике». Пару фраз на шведском.
– Значит, нормально все будет. Паспорт не имеет значения, лишь бы ЕС.
– Стежняк, это неправильное решение…
– Запомни: нет неправильных решений. Если ты что-то сделал, то уже никогда не узнаешь, было бы хуже или лучше, поступи ты иначе…
– Кто у тебя в ИПАМ философию вел, кстати? – удивился я.
– Филимончук, а что?
– А теперь он мой зам по кафедре, представляешь? – радостно поведал я ни к селу ни к городу. – Он очень любит вишневое варенье. А еще я ему машину как-то поцарапал на парковке. До сих пор припоминает при встрече…
– Логинов, не паясничай, я серьезно, – укорила Стежняк. – Я выведу тебя на нужных людей, которые помогут с получением гражданства. Чуток подучишь язык, и дело в шляпе. Я делала это для нескольких друзей – никаких проблем не будет.
– Хорошо, – сдался я. – Я это сделаю. Но не думаю, что это понадобится.
– Почему?
Если кому-то я и признаюсь, то только ей: Насте это знать ни к чему, Леша просто посоветует бросить пить, а Илья – высыпаться…
– Знаешь, у меня вчера перед сном был выброс адреналина. Я бы даже назвал это всплеском ненависти. Меня мутило, сердце стучало под сто, дико хотелось курить или даже с кем-нибудь подраться.
– Ох, горе ты мое, Логинов, ну что с тобой делать, – вздохнула Стежняк.
– Погодь, не перебивай! – я остановил ее властным жестом руки, и подруга заулыбалась. – Еще утром мне казалось, что это объясняется напрягом из-за дел. А сейчас я понял: это потому, что я устал от того, что люди пытаются жить моей жизнью, как будто своей. «На твоем месте я бы…» Хватит! Смагин, Долинский, Леша, Илья, слезайте с моего места! Это касается даже самых близких, которым я всегда доверял и к чьему мнению прислушивался. К таким принадлежишь, помимо вышеупомянутых, и ты.
Стежняк заулыбалась еще сильнее, но усекла, что я не буду рассыпаться сейчас в комплиментах, и никак не прокомментировала мои слова.
Слова дальше лились из меня, как из душа:
– Последние несколько лет я принимал решения или сгоряча, впопыхах, и потом за это платил; или же наоборот, после длительных консультаций, канителей, философствований, размышлений вслух и про себя… И сейчас, когда я не хочу с кем-либо обсуждать свою жизнь, не считая учебных планов, методичек и планов на «попить кофе/пива», все те, кого раньше мое навязчивое присутствие даже порой напрягало, вдруг вспомнили, что мне нужна поддержка. Так вот – я пытаюсь научиться самостоятельно принимать решения. Слушать свое сердце. Слушать интуицию, не помеченную внешним влиянием. Да, я вам доверяю. Я благодарен. Но я хочу попробовать сам. Стежняк, жизнь – это битва для одного, знаешь. Можно вместе тронуться с места в гонке, погонять по трассе, останавливаясь синхронно на пит-стопах. Но финиш у каждого свой. Я надеюсь, что мне далеко до финиша. Но я хочу, чтобы мне позволили управлять машиной самому. Спасибо штурманам, что показали путь. Но за рулем – я! Все. Спасибо, родная, что выслушала. Прости, если я был резковат…
Выговорившись, я опустил взгляд в чай и вцепился глазами в замерший на поверхности легкий пакетик.
Стежняк не стала растягивать паузу до драматического уровня и ответила почти сразу:
– Я рада, что ты наконец-то это понял. Это значит, что ты взрослеешь. Уже пора. Ты взрослый мальчик, так что давай вперед и в путь. И… научись водить, что ли, раз ты такой самостоятельный. А то вечно с шофером мотаться, это как-то не комильфо.
– Стежняк! – укоризненно протянул я. – Я тут ей все о трансцедентальном, о фатализме, о жизни, о мистике!..
– Все, молчу-молчу, – она снова заулыбалась, и я не мог не последовать ее примеру. – Так значит, пока не хочешь присоединиться к цивилизованному миру?
– Нет, – по возможности спокойно сказал я. – Конечно, идея хорошая, но все-таки это значит – начинать жизнь с чистого листа, пусть даже и с твоей помощью. Я опасаюсь, остерегаюсь, но буду жить здесь – на худой конец, у меня есть должность, дом и счет в банке. А если такая необходимость возникнет, я найду способ покинуть Украину. И все же, повторяю, я не верю, что до этого дойдет.
