Но меня не взять силой, только лаской. В ночь на пятницу, ближе к утру, я проснулся задолго до будильника от настойчивых лучей солнца, пробивающихся через занавеску, и отправился в кабинет. Понимая, что действовать нужно быстро, чтоб не успеть передумать, я включил компьютер, тихонько открыл стол, достал флешку и отформатировал ее: на все – про все ушло минут восемь.
В красивой игре нет места грубым жестам.
Итак, вторая опора моего сердца обрушилась в пятницу. День прошел как всегда – дела, вопросы, приглашения на ужин, от которых я едва успевал отбрехиваться, таки наступил момент, когда в крыле остались только я и она.
Я вошел. Настя курила у раскрытого окна и даже не повернулась на скрип расшатанной двери (стоило бы смазать петли, но пусть уже новый заведующий этим занимается).
Идеально для начала решающего разговора.
– Насть, – моя левая рука в джинсах перебирала связку ключей, а правая легла на ее плечо. – Ты как? Консультация сегодня была или экзамен? У тебя тут еще какие-то дела?
Сквозь ее элегантный белый пиджак я почувствовал какой-то импульс. Дрожит. У нее что-то болит? Или она чувствует, что я собираюсь ей сказать?
Она подняла орехово-зеленые глаза, в которых, как всегда, нельзя было прочесть ничего.
– Нет, Логинов, никаких дел. Хочешь подвезти меня? Не нужно, Влад заберет. Он только что вернулся из крайнего рейса.
Перед моими глазами, как всегда в случаях упоминания ею мужа, сверкнула молния. Но я подавил эмоции: не до того.
– Я тебе хочу кое-что рассказать. Есть свободные уши?
– Для тебя есть, Коля.
– Знаешь, в нашем бизнесе… В моем бизнесе… есть определенная кривизна, понимаешь…
– Да, – она кивнула, чуть скривив губы, и это показалось мне не самым благоприятным знаком. – Кривизна в том, что вас больше не крышуют, а потом раз – и уходит Виноградов, два – и увольняется Леша, три – и арестовывают твоего водителя… Ты хочешь признаться мне в чем-то, Коль?
– Да, Настя, – я боялся, что пожалею об этом, но слова полились из меня потоком. – Мы с Долинским попали в лапы органов. Скоро нас ждут проблемы.
– Откуда знаешь?
Она действительно не хотела верить или просто поддерживала разговор?
– Птичка напела, как говорят настоящие мафиози… Я боюсь, Настя. Я не могу больше здесь находиться.
– Ты уедешь? – тихо спросила она, не глядя на меня.
Я заметил, что ее дрожь усиливается. Она отвернулась к окну и бросила сигарету вниз.
Настя, девочка моя, что с тобой?…
– Настя, да, так надо, – я обхватил ее за плечи, а она даже не двинулась, – Мы с Долинским уезжаем. Завтра у меня экзамен, а вечером поезд в Москву. Никто, кроме тебя и Лешки, не знает. Мы добираемся до Москвы, а там уже решим – или в Европу, или в Африку, или в Америку, черт знает пока что.
– Ты не вернешься, да? – все так же тихо уточнила она.
– Нет, – твердо проговорил я. – Я не вернусь… Настя, я тебя люблю.
– Я знаю, – согласилась она.
– Я хочу, чтобы ты поехала со мной, – продолжил я.
Она повернулась ко мне лицом и подняла голову. Давно она не смотрела мне прямо в глаза, и я почувствовал, что именно этого взгляда мне недоставало. Я продолжал, зная, что она не станет перебивать.
– Знаешь, мне сегодня снился дождь. Дождь и кто-то рядом. Было холодно, но плохо не было. Я не знаю, была ли это ты. Не видел. Но мне было хорошо. Там не было ни Смагина, ни ИПАМ, только дождь и чья-то холодная рука в моей руке. А потом я проснулся и понял, что дождь мне не снился, он лил за окном; а вот все остальное таки снилось. И мне так страшно стало, что я решил больше никогда не просыпаться без тебя. Хочу поставить точку, Насть. Устал от запятых. Не могу я с запятыми. Они все какие-то неровные, сплошь везде помарки, а не запятые. Я люблю тебя и хочу тебя. Хочу детей. Хочу жить по-человечески, а не с этими тварями!
Последнее слово я выкрикнул, как-то страшно визгливо и совсем не по-мужски. Ее от этого еще раз передернуло, большие глаза уже были размером почти с дверной звонок, но я не мог остановиться.
– Пришла пора разорвать этот круг. Мы вместе уйдем от них всех, от тех, кто заставляет нас переступать через себя и через свое самоуважение. Я готов отказаться от работы, готов бросить все это и уехать куда угодно, куда ты пожелаешь. Туда, где нет снега, ректора, Фонда. Я даже вертолет не хочу так, как хочу тебя, а я очень сильно хочу вертолет. Ты можешь быть более счастлива, нужно только рискнуть, поверить мне… попробовать… Давай принимать решения и отвечать за них. Теория принятия решений – это здорово, но она у нас как-то оторвана от практики. А теория, мой друг…
Я прервался на мгновение: дыхание перехватило.
– …да что там. Я уже не могу говорить. Настя, не молчи со мной сейчас. Только не молчи и не закуривай больше, иначе я тоже закурю, а это выше моих потребностей.
– Зачем?
Она наконец ударила словом в ответ и сразу – нокаут.
Спазмы не отпускали мою гортань, я не мог ни слова сказать.
– Зачем это, Коля? Взгляды, слова, прикосновения? Сколько можно боли? Тебе это нравится, да? – амплитуда колебаний нарастала. – Если тебе плевать на то, что ты делаешь со мной, подумай о себе. Надоело жить, а нет сил, чтобы шагнуть из окна? Предпочтешь медленную и тяжелую смерть от истощения?
Дыхание вернулось, но пульс превысил привычную для меня отметку в девяносто и перевалил за сотню. Я прорычал сорванным голосом:
– Я люблю тебя.
– Я не люблю тебя, – просто ответила она. – И я не твоя, как бы сильно ты не вожделел этого.
Я совершил то, чего не простил бы себе, будь это не наш с Настей последний день: впился ей в плечи, рванул на себя, не соизмеряя силы, не думая о том, что оставляю следы, что делаю ей больно, и обхватил медвежьими объятьями.
Она не шевелилась в моих руках. Мы замерли на минуту в полной тишине кафедры госуправления.
– Мне нужно ехать, – она попыталась отстраниться.
– Минуту, еще одну минуту…
Я никого не умолял так ни разу с того момента, как однажды зимней ночью пересекся с двумя бандитами в парке Дружбы Народов.
– Тебе будет мало минуты, мало десяти минут, мало дня, мало жизни. Да я и не могу уделить тебе всю жизнь. Ты это знаешь.
Настя сделала шаг назад, выпав из моих ослабевших объятий.
– Коля, тебе нужно знать – на выходных меня не будет в городе, и вернусь я только во вторник вечером.
– Я же увижу тебя когда-нибудь, да? Увижу?
Я скорее утверждал, нежели спрашивал.
– Увидишь, – неожиданно ответила она. – Мы с тобой увидимся. Я обещаю.
Я еще раз вскинулся, сделал шаг вперед, последним рывком впился в ее губы, не наталкиваясь на сопротивление, и тут же сам отступил, отвернулся и ударил в стену двумя раскрытыми ладонями.
