Мне показалось, как в полусне, что Настина рука прошлась по плечам и шее, но я не обернулся и продолжал стоять. А когда наконец решился, увидел, что на кафедре стало пусто. Откинулся на стену, сполз с нее до пола, сжал кулаки так, что браслет часов расстегнулся, и уставился немигающим взглядом в окно. Я не мог сдерживаться и затрясся мелкой дрожью.
Какой смысл в красивой игре, если терпишь поражение?
Танечка…
Странно – вот не любил же я ее ни капли, никогда – а привязался.
Хотя, наверное, было бы странным не привязаться к человеку, с которым просыпаешься в постели больше десяти лет. А может, меня просто сразил синдром выпускника: когда перед прощанием со школой и физрук оказывается не таким уж тупым мутантом, и математичка – женщина с душой, а учитель физики
[33] так вообще становится лучшим другом.
Всю субботу я провел с женой. Мы пересматривали старые фотографии, даже вместе смеялись над моими историями, а потом поехали в ресторан ужинать.
Нет, Таня Смагина не была монстром. Как и все мы, она имела право быть счастливой. Возможно, где-то в глубине души она тоже привязалась ко мне, хотя ни малейшим образом не проявляла заботы или внимания – разве только если что-нибудь сломала или хотела выпросить. И все же даже Долинский был мне ближе, чем дочь Смагина. Видимо, мы с ней просто оказались не на своих местах, и это я должен был сделать рокировку, чтобы исправить сложившуюся ситуацию
[34].
Надеюсь, Таня еще встретит того человека, с которым ей будет по пути.
В любом случае, Леши мне будет недоставать сильнее, чем прочих.
За эти годы он стал для меня чем-то вроде «кривого зеркала наоборот». Он был отражением того, каким я должен был стать, каким я видел себя, когда только поступал в ИПАМ – успешный, компетентный, авторитетный. Но увы-с – успешным только за счет брака, компетентным – только в одной сфере деятельности, которая не имеет практического применения, да и авторитетным только для студентов, и то благодаря очешуительным историям и тому, что начитывал лекции без конспекта.
– Погоди, я не понял, куда тут нажимать, чтоб сдачу выдало? – недоумевал я.
Мы стояли возле кофейного автомата новой модели на перроне ЖД вокзала: решили вспомнить молодость и посидеть в какой-нибудь дешевой забегаловке.
Леша цокнул языком, нажал на мелкую неприметную стальную кнопочку с надписью «CHANGE», и монетки градом посыпались в лоток.
– Нажми себе на сонную артерию, окажи услугу человечеству, – проворчал он.
И где я теперь отыщу другой такой же непересыхаемый источник отличного настроения? Разве эти австрийцы способны на такое?…
В студенческие годы мы часто встречали и провожали поезда – Леша жил недалеко и не любил выезжать для встреч в центр, поэтому мы пили чай или кофе на перроне, отмораживались от назойливых попрошаек, комментировали состояние поездов и думали, куда бы нам съездить покататься в ближайшие выходные.
Мы уже три с лишним часа стояли на первой платформе, погружаясь в воспоминания и планы на будущее. Мне было очень неспокойно, да и другу, видимо, тоже.
– Я вчера с Таней провел весь день, представляешь? – признался я, пытаясь разболтать остатки кофе «три в одном» на дне пластикового стаканчика.
– А я зато вчера смотрел футбол и спал, – равнодушно пожал плечами друг.
– Да ты и во сне будешь на диване сидеть! Дед, блин! – расхохотался я.
Леша кивнул, соглашаясь с моей формулировкой.
– Почему у меня с ней не сложилось, как считаешь?
– Почему у тебя не сложилось – с кем? – уточнил он, и тут же сам добавил. – А, ни с кем? То есть ни с Таней, ни с Настей, ни с директоршей нашего клуба?
– Ну, предположим, про директоршу я и не думал, – отметил я, хотя сам не был уверен в своих словах, особенно после нашей с Юлей последней беседы в Скайпе.
– Вот поэтому так и вышло, что не думал!
– Расшифруй, – потребовал я.
Друг свел в кучу брови и нахмурился, вырабатывая мысль, и через мгновение выдал мне объяснение моей проблемы:
– Ты знаешь, это, конечно же, не моя мысль, я где-то ее прочитал… Но суть в том, что мы отталкиваем тех, кто в нас нуждается, и бежим за теми, кому мы не нужны – и это главная ошибка несчастных людей.
– Хочешь сказать, что и я так поступал?
– Откуда мне знать? – покачал он головой. – Может, да, а может, и нет. Во всяком случае, навряд ли эта гонка сделала тебя счастливым. Ведь так?
– Возможно, – не стал возражать я, пристально заглядывая в его умные глаза.
Леша бросил пустой стаканчик в урну.
– Вот так. Можно двигаться уже, я думаю?
– Ты прав, – согласился я, хотя мне очень этого не хотелось.
Мы вышли на стоянку, где была припаркована машина. Леша в этот раз приехал на общественном транспорте, его могучий трактор на профилактике
[35]. Я долго старался оттянуть этот момент, но пришла пора прощаться, и я решительно протянул другу руку:
– Ну что, будем разбегаться?
Леша крепко сжал мою клешню.
– Когда буду в Европе, дам знать. Повидаемся? Покажешь мне, как ты там обустроился…
– Думаю, да. Едва ли за тобой будет слежка, – одобрил я, не отпуская его руку.
– Да это… какая там слежка, – скривился он. – Тебя может даже в розыск не объявят. Живи спокойно, давай знать о себе и радуйся. И не бухай!
– Бывай, старик, – вздохнул я. – Не буду бухать, обещаю. И даже курить брошу.
– Ну, это само собой, а то сердце грохнешь. Ну, будь!
Третий и последний человек, чье существование еще держало меня в Киеве, кивнул мне еще раз головой, развернулся и мгновенно растворился в привокзальной толпе.
Бывай, Леша…
В понедельник ранним утром я оставил машину дома и приехал на такси в отделение банка на Богдана Хмельницкого, выполняя инструкции Долинского. Он уже был на месте и пил кофе внутри. Кроме охранника и банкира, которые явно были в доле, в помещении не было ни единой души. Отделение открывалось в десять.
Похожий на змею мужчина-банкир долго щелкал что-то в компьютере, записывал цифры под диктовку Долинского, распечатывал что-то на компьютере и протягивал мне бумаги. Я подписывал, он ставил печати, снова что-то вводил, распечатывал и сканировал…
Мы уложились в полтора часа. Веселый и очень возбужденный, но все равно сосредоточенный Долинский пожал банкиру руку, похлопал по плечу охранника и растворился в переулках. Я вызвал такси и, прибыв в Институт без спешки и в благодушном настроении, приступил к последнему экзамену в своей жизни. Это были мои любимые социальные системы, и курс был достаточно умный и интересный, так что свой дембельский аккорд я отыграл на «отлично».
