– Еще я принесла тебе много бумажных и влажных салфеток, – говорит женщина. – Постарайся не раскидать кости по всей комнате.
Словно это поможет. Он вечно роняет еду на пол и по углам. Примерно раз в неделю она пытается навести здесь чистоту, но разве мало у нее других забот? В комнате пованивает, однако она уже давно перестала обращать внимание на неприятный запах.
– Ты обдумала то, о чем я сказал этим утром? – спрашивает он, кусая крылышко и разрывая куриное мясо своими посеревшими зубами.
– О чем ты мне сказал этим утром? – переспрашивает женщина. Конечно, она все помнит – ей всегда заранее известно, как пойдет их разговор, – но, притворяясь забывчивой, выигрывает немного времени.
– О том, чтобы пойти на работу. Или хотя бы просто выйти из дома.
– Хватит об этом. Ты меня уже утомил.
Она собирает с его постели разбросанные журналы – автомобильные, «Пипл» и несколько номеров «Нэшнл джиогрэфик» – и складывает ровной стопкой на столике у кровати.
– Не думай, что если будешь спрашивать меня об одном и том же каждый день, то однажды ответ станет другим. Ты… О господи, у тебя вся простыня в хлебных крошках!
Мужчина говорит:
– Если тебя беспокоят трудности с тем, чтобы вывести меня из дома, то, думаю, по лестнице я смогу спуститься сам. Просто уйдет больше времени, и только-то.
– Проблема не в трудностях, – отвечает женщина. – И тебе это прекрасно известно.
Нечто, волновавшее ее еще утром, снова начинает ее тревожить. Где его тетрадка? Та, куда он делает записи трижды в день. Или даже чаще? Теперь она вспоминает, что не видела ее уже несколько дней.
– Где твоя идиотская маленькая записная книжка? – спрашивает она.
– Ты же знаешь, я делаю записи в ней только после того, как ты уходишь.
– С каких пор?
– Не помню. Просто записываю.
– Где она сейчас?
– Думаю, упала под кровать. А может, застряла между матрацем и стеной.
– Подвинься, и я ее найду.
– Ничего, – отвечает он. – Сам справлюсь.
– Лучше найди ее скорее, пока не забыл, что хочешь записать, – говорит женщина, решив оставить эту тему. По крайней мере сейчас. Ей пора идти.
Когда же она поворачивается к двери, мужчина останавливает ее:
– Подожди.
Она замирает и спрашивает:
– Что такое?
– Мальчик, – произносит он. – Что происходит с мальчиком?
Мгновение она в замешательстве гадает, кого он имеет в виду: своего пасынка или того, кто причинил им в последнее время столько неприятностей? И выбирает ответ, общий для обоих возможных вариантов вопроса:
– Все под контролем. Мы делаем то, что в наших силах, чтобы разобраться с этим.
– Может, – говорит мужчина с легким оттенком надежды, – все случившееся даже к лучшему. То есть возможны перемены в положении дел. – Он улыбается, снова показывая свои серые зубы. – Мне бы перемены не повредили.
– Нет, – резко возражает она. – Никаких перемен это не сулит.
Глава 10
Я думаю о Скотте постоянно. Чем бы я ни занимался, нечто похожее на низкочастотный гул неизменно звучит где-то в уголке моего сознания.
Я вспоминаю, каким он был, что мы с ним делали вместе. Моменты. Мысленные фотоснимки. Некоторые воспоминания оказывались приятными, другие – не очень. А какие-то становились своеобразными вехами, отмечавшими наш путь.
Когда Скотту было восемь лет, из школы позвонили и сообщили, что он подрался с другим мальчиком. Донна не смогла отпроситься с работы, а у меня как раз выдался перерыв между заданиями, и туда отправился я. Сын сидел на скамье в приемной директора, устремив взгляд вниз, причем его ноги в кроссовках едва достигали пола, и он ими болтал.
– Привет! – сказал я, и он поднял глаза. Они покраснели, но Скотт уже больше не плакал. Я сел рядом, наши бедра соприкоснулись, и он склонился ко мне. Положив голову на мою грудь, сын произнес:
– Я думал, что поступаю правильно.
– Начни-ка с самого начала.
– Микки Фарнсуорт бросил камень в проезжавшую машину, а я рассказал об этом учительнице. Она была занята, а потом и вовсе обо всем забыла. На перемене Микки обозвал меня ябедой и начал бить, так у нас завязалась драка, и теперь у обоих проблемы.
– Где сейчас Микки? – поинтересовался я.
– За ним заехала мама и забрала его с собой. Она тоже обозвала меня ябедой.
Вот это уже по-настоящему меня возмутило, но пришлось унять свои чувства. Вся штука в том, что у Скотта к тому времени уже сложилась определенная репутация. И приклеилось клеймо стукача. А ему просто не нравилось видеть, как другим сходят с рук дурные поступки. Вот только восстановление справедливости зачастую оборачивалось против него самого.
Добро пожаловать в наш мир, мой мальчик.
– Ведь нельзя кидать камни в машины, верно? – спросил он.
– Верно.
– Вы с мамой всегда учили меня, что я не должен оставаться в стороне, когда кто-то нарушает закон. А разве бросаться камнями – это не нарушение закона?
– Конечно, нарушение.
– Так почему же меня отстранили от занятий?
Я обнял его и потрепал по плечу. Мне не приходило в голову ничего, что я мог бы сказать без лицемерия. Но я попытался:
– Иногда бывает, что правильные поступки причиняют людям вред. – Я сделал паузу. – Вот почему в некоторых случаях поступать правильно не всегда оправданно для тебя самого. Очень сложно во всем быть правым. По крайней мере, это не самый легкий путь в жизни.
– А разве ты сам не всегда поступаешь правильно? – спросил Скотт, посмотрев мне в глаза.
– Я постараюсь всегда поступать правильно, когда дело будет касаться тебя, – ответил я.
Он снова положил голову мне на грудь.
– Директор хочет поговорить с тобой.
– Хорошо.
– И тебе придется отвезти меня домой.
– Хорошо.
– Я буду наказан?
– Тебя уже наказали, – сказал я. – Хотя несправедливо и по неверным причинам.
– Мне это непонятно, папа.
– Мне тоже, сынок. Мне тоже.
Отправившись на поиски дома Скиллингов, я размышлял, что делаю и почему. Мне необходимо узнать, все ли в порядке с Клэр Сэндерс, и выяснить, раз уж меня втянули в это странное дело, не подверг ли я ее опасности своими поступками. А если подверг, нужно попытаться понять, как действовать дальше. Мне не нравилось, когда дети попадали в беду.
