– Я не позволю тебе так со мной разговаривать! Ради кого все это было, а? Ради кого?
Он прикладывает ладонь к покрасневшей щеке и отвечает:
– Ради папы.
– Нет, – говорит она. – Все и всегда делалось ради тебя. Абсолютно все. Я шла на это ради тебя, и дай бог сил, потому что мне, видимо, придется пойти еще на многое, прежде чем мы закончим.
Глава 32
Я сбросил с себя одеяло и поднялся так стремительно, что у меня слегка закружилась голова. Включил лампу на прикроватном столике. Стало заметно, что на ту сторону постели, где спала Донна, даже не ложились. Это выглядело странно. Если бы ей не спалось и она встала с кровати, то не стала бы ее застилать. Никто так не делает в двенадцатом или в первом часу ночи. Ты встаешь, бродишь по дому, выпиваешь стакан воды, рассчитывая через несколько минут вернуться в постель и снова попытаться заснуть.
Значит, Донна даже не ложилась.
Я вышел в коридор, а затем заглянул в комнату Скотта. Я не удивлялся, если обнаруживал ее там, под покрывалом. Но когда я открыл дверь, то при свете из холла увидел, что кровать пуста.
Включая по пути везде освещение, я спустился вниз по лестнице. Если Донна, затаившись, сидела в гостиной, я вполне мог пройти совсем рядом и не заметить. Но ее не оказалось и там.
Не было ее ни в подвале, ни в комнате для стирки.
– Донна! – выкрикнул я.
Отперев раздвижные стеклянные двери, ведущие на террасу, я включил яркие садовые фонари, достаточно мощные, чтобы осветить весь задний двор. Погода была слишком прохладной, чтобы Донна сидела снаружи, уставившись в небеса и гадая, как там идут дела у нашего мальчика. Как я уже упоминал, она, в отличие от меня, верила в подобные вещи.
Я вернулся в дом, заперев раздвижные двери и открыв ту, что вела из дальнего угла кухни в гараж.
Машина Донны тоже отсутствовала.
– Черт бы вас всех побрал! – не сдержался я.
Сняв трубку телефона в кухне, я нажал на кнопку быстрого набора ее номера.
Раздался один гудок. И все.
– Давай же!
Я позвонил еще раз.
– Отвечай!
Только после третьего раза в трубке раздалось:
– Привет.
– Где ты? – спросил я.
– Просто катаюсь.
– Я вернулся домой, но не нашел тебя. И уже начал всерьез тревожиться.
– Да, я должна была оставить записку, – сказала Донна. – Мне совсем не хотелось спать.
– Что-то не так? – Я знал, что глупее вопроса сложно представить. На самом деле мне хотелось понять, чем сегодняшний вечер оказался хуже остальных за последние два месяца.
– Мне есть о чем поразмыслить, – ответила Донна.
Некоторое время мы оба молчали. Я слышал гул двигателя автомобиля фоном на заднем плане. Потом спросил:
– Что ты ела на ужин?
– Я не ужинала, – отозвалась она.
– Я тоже. Умираю с голоду.
– Я, наверное, тоже.
– «Денниз» еще открыт, – сказал я. – Можем устроить себе полуночный завтрак. Не отказался бы от яичницы с колбасой.
– Я как раз недалеко оттуда, – сообщила Донна. И после очередной долгой паузы добавила: – Встречу тебя там.
– Нет. Тебе придется сделать большой круг и заехать за мной. У меня нет машины.
– Как это – нет машины?
– Расскажу за яичницей.
Но прежде чем рассказать о происшествии с автомобилем, я вынужден был объяснить происхождение огромного синяка на виске. Донна заметила его сразу, как только я сел к ней на пассажирское сиденье.
– Очень болит? – спросила она.
– Я больше страдаю от уязвленного самолюбия.
В «Деннизе» сидели еще две пары и одинокий мужчина. Мы с Донной выбрали столик рядом с витриной и у официантки, появившейся раньше, чем мы успели сесть на свои места, заказали для начала кофе без кофеина. Мы оба надеялись, что по возвращении домой сможем уснуть, а потому от обычного кофе отказались.
– Мою машину конфисковала полиция, – объявил я.
Донна положила в свою чашку ложку сахара.
– Расскажи подробнее.
И я рассказал. Начал со своего визита к Родомски и посещения Скиллингов. Потом поведал о том, как вместе с Шоном поехал туда, где высадил прежде Анну, и обнаружил под мостом ее тело.
– А еще Анетта Рэвелсон спит с мэром, – сказал я, – но этот факт представляется даже отрадным на фоне всего остального.
– Как ужасно, – вздохнула Донна, – найти тело той девушки.
Мне показалось, что по ее телу пробежала дрожь. Ведь и в самом деле, невозможно было подумать о любом мертвеце, чтобы перед глазами не возник образ Скотта на парковке магазина «Рэвелсон».
– Да, – сказал я. – Для сына Скиллингов это стало страшным потрясением.
– А ты не думаешь, что он сам мог совершить такое?
– Нет, – ответил я. – Но мне и прежде случалось сильно ошибаться.
Официантка вернулась, и мы заказали яичницу со всеми жирными и нездоровыми, но вкусными ингредиентами, с которыми ее обычно подают. Затем за нашим столом на несколько минут воцарилось неловкое молчание.
– Поверить не могу, что мой брат посмел отобрать у тебя машину, – нарушила его Донна.
Я прихлебывал из чашки, пытаясь вообразить заряд бодрости, который получил бы, если бы в кофе был кофеин.
– Да, меня это тоже удивило.
– Вы двое похожи на кошку с собакой в одном мешке, но думаю, что в определенной степени Огги относится к тебе с уважением, – сказала она. – А машину забрал, чтобы нарочно показать всем: мол, у него нет любимчиков, которым он делает скидки, хотя прекрасно знал – в ней ничего не найдут.
– Если только не найдут, – заметил я. – С него станется.
– Бога ради! Зачем ему это? Какие у него могут быть причины так обойтись с тобой?
– Не знаю, – ответил я.
– Понимаю, ты его недолюбливаешь, и порой Огги не нравится мне самой, но на такое он не способен.
– Но он же скармливает мэру чушь, уверяя, что его люди никогда не переходят рамок закона.
Донна окинула меня взглядом, словно говорившим: уж тебе ли не разбираться в таких делах.
– А ты действительно думаешь, что где-то есть полиция, никогда не переходящая этих рамок? Возьмем, к примеру, полицию Промис-Фоллс. Кажется, ты когда-то служил там?
– Донна.
– Огги прикрывает своих людей, как твой бывший шеф прикрывал грешки своих.
– Потому я и потерял работу, – напомнил я.
