— Просто захватывающее зрелище, — добавил Беккер с восхищением. — Это письмо займет нас на долгое время.
— На что это похоже! — воскликнула Николь. — Кто-то имеет право нас провоцировать? Этот Куница наверняка достаточно уверен в своем деле.
— Это наш шанс, — сказал Беккер. — Будем надеяться, что когда-нибудь он будет слишком уверен в своем деле. Что в своем цирке со следами здесь он, например, сделал ошибку. Если нет, то тогда это с позволения сказать произведение искусства.
— То есть все-таки бывший сотрудник полиции? — заметил Остлер. — Может быть, даже, криминалист? Потому что он так хорошо разбирается в этой области.
— Сейчас не требуется большого труда, чтобы найти информацию, — сказал Беккер. — Книжные магазины завалены специальной научно-популярной литературой, каждый день целые классы школьников водят по полицейским участкам — иногда это настоящее мучение.
— На тему школьные классы попозже еще будет, — сказал Остлер. Все наблюдали за маленькой немой сценой, как Беккер, дама в очках и человек с кисточкой по очереди обнюхивали письмо.
— Это все указывает на возврат к инфантильности, — произнесла Мария, когда люди Беккера разложили свои сокровища и ушли.
— Вы думаете, он большой ребенок? — спросил Штенгеле.
— Так можно сказать. Большой, опасный ребенок, да. С огромной криминальной энергией…
— …и имеющий много свободного времени, — прервал его Еннервайн. — Чтобы все это подготовить, нужно иметь временной запас.
— Пенсионер? Подросток?
— Пенсионеры и подростки — это группы населения, у которых сегодня меньше всего свободного времени, — сказал Еннервайн.
— Я бы сказала, что свою патологическую потребность подвергать людей опасности он перекрывает различной галиматьей и, таким образом, легализует, — рассуждала Мария.
— Историями о лошади, так сказать, — сказала Николь Шваттке.
— Да, верно. Он устраивает так, как будто играет в игру, но хочет только одного: власти. Он хочет иметь власть над людьми, он должен быть важным, ему нужно внимание многих людей. Рассказывает нам истории, и тем самым хочет отвлечь нас от одной истории, а именно от своей. Насколько я знаю, существует такое выражение: мифомания. Это нарцистическое нарушение личности. Мифоман — это такой тип, который вместо одного ответа дает десять ответов. Я приведу один такой пример.
Мария встала и прохаживалась взад и вперед, что придавало ей вид профессора.
— Ребенок тайком таскал сладости из кладовки. Родители приходят домой, видят по ребенку, что тот в чем-то провинился. Ребенок ищет стратегию. Вместо того чтобы либо отвергнуть, либо признать проступок, ребенок рассказывает, что он выпустил золотистого хомячка, пролил чернила на ковер, жег спички в сарае, и все, что угодно. Он полагает, что сможет спрятать истинную историю среди многих выдуманных. Но когда-то это, конечно, вскроется, но на данный момент стратегия срабатывает. Если такое детское поведение сохраняется до взрослого возраста, то мы говорим об инфантильной мифомании. Это теория.
— Теория, да, конечно, — сказал Остлер. — Но в этом поселке есть человек, к которому это описание подходит.
Остлер коротко рассказал о цитристе Беппи и его невероятных историях. Все в этой комнате его уже один раз видели, он был наверху на Шахене при сходе лавины.
— Это как раз соответствует профилю мифомании! — воскликнула Мария в восторге.
— Он так и так в списке подозреваемых, — сказал Еннервайн. — Мы им потом сразу же займемся.
Мария встала и наклонилась над столом, чтобы достать кофейник, Еннервайн рассеянно смотрел в ее сторону. Вдруг он схватился большим и средним пальцами за височные доли и начал их массировать. Он облокотился на стол и глубоко дышал, опустив голову вниз.
— С вами все хорошо, шеф? — спросил тихо Штенгеле, наблюдавший за ним.
— Да, все в порядке, — пробормотал Еннервайн, не выпрямляясь. — Мне кое-что пришло в голову. Продолжайте, я слушаю.
— Преступник хочет что-то скрыть. Мне кажется это приемлемым, — сказала Николь Шваттке посреди возникшей паузы. — Мы имеем дело с серийным преступником, который дважды наносил удары, и заявляет о новых покушениях. Если своими утверждениями он только играет и его привлекает лишь приключение, не собирается ли он скрыть действительно хладнокровное убийство, которое либо уже произошло, либо еще предстоит в будущем?
— Это возможно. Такие прецеденты имеются, — сказала Мария и бесшумно помешала кофе в своей чашке. — Например, убийство Мак-Кензи в Оклахома-Сити. В девяностые там была целая серия убийств полицейских. Профайлеры предполагали, первоначально, конечно, извращенного ненавистника полицейских. Но это был сознательно устроенный ложный след. Феба Мак-Кензи, одна из вдов, убила своего мужа, чтобы получить страховку. Она отвела от себя подозрение, совершив еще несколько убийств полицейских, имитируя, таким образом, серийное убийство. Полиция годами не могла об этом догадаться.
Еннервайн снова поднялся. Штенгеле бросил искоса в его сторону быстрый взгляд. Ему показалось, что комиссар немного побледнел.
— Тем не менее я исхожу из того, что это игрок, — сказал Еннервайн. — Я не вижу в Кунице преступника, которого побуждают такие мотивы, как кровожадность, алчность, политический фанатизм и другое. Холльайзен и Остлер, вы подумали о кандидатах из местных?
Оба участковых полицейских встали и повернули «флипчарт» (магнитно-маркерная доска), на которой можно было увидеть листок:
1. Один из сотрудников агентства «Impossible»
— Эти сотрудники в большинстве своем не местные, — сказал Остлер, — но они все очень хорошо ориентируются в окружающих горах. Наш Куница должен иметь больше, чем просто основы альпинистских знаний.
— Мотив? — спросил Еннервайн.
— Никакого настоящего мотива. Может быть, просто предлагалось суперсобытие, невиданные острые ощущения для совершенно очерствевших топ-менеджеров: серия покушений.
— Гм, — проворчал Еннервайн.
2. Вилли Ангерер, старший лесничий.
— Ангерер лгал, — сказал Холльайзен. — Он не смотрел прыжки с трамплина по телевизору. Он был там на лыжном стадионе, свидетели это наблюдали. Он поднялся на возвышение и смотрел на прыжки в бинокль. Кто знает, что у него там было в чехле от ружья.
— Мотив?
— Он против того, чтобы курорт расширялся в мировую спортивную площадку зимнего спорта. Он всегда возражал против подачи заявки на проведение зимних Олимпийских игр, о которой без конца говорит бургомистр. Он личный враг бургомистра и члена совета общины Харригля.
— Гм, — хмыкнул Еннервайн.
3. Член совета общины Тони Харригль.
4. Бургомистр.
