— Мария, возьмите себя в руки!
— Но это ведь правда! У нас в данный момент много других дел, чем заниматься этим чокнутым!
— Прошу, господин комиссар! — закричал Пенк. — Помогите мне! Кто-то преследует меня. Я в большой опасности. Я играл с огнем, но сейчас не могу его погасить.
— Почему это вы в большой опасности? — спросил Еннервайн спокойно. — Вы здесь в участке дали пощечину полицейскому. Почему?
— Меня не воспринимают всерьез!
— Какое вы имеете отношение к покушениям?
— Прямое! — кричал Пенк. — Прямое! Прямое! Я могу вам все доказать! Поэтому я и просил позвать вас.
— Так, он просил нас позвать, — иронизировала Мария. — Как милостиво с его стороны!
— К покушению на цитриста я не имею никакого отношения. Я не тот человек, который совершает убийства. Но сейчас это случилось, поймите! Женщина мне угрожала…
Еннервайн терял терпение. Он резко выдохнул и сделал взволнованное движение рукой.
— Знаете, сейчас все это звучит как-то слишком запутанно. Сначала вы отрицаете то, что вы совершили убийство. Но в следующий момент вы говорите, что вы его совершили…
— Женщина-азиатка…
Мгновенно Еннервайн и Мария насторожились.
— Она лежит у меня в квартире на полу. Она мертва. Я несу за это ответственность. Но есть подстрекатели. Китайская мафия. Защитите меня, комиссар!
— Китайская мафия, ага. Знаете что, — сказал Еннервайн, — только по старой дружбе с фрау Шмальфус. Давайте все трое поедем сейчас на вашу квартиру, господин Пенк. И если эта история окажется выдумкой, то вам это даром не пройдет! Тогда вам придется отвечать за препятствие расследованию. Параграф 258 УК.
— Я знаю! — воскликнул Пенк. — Я когда-то был полицейским психологом.
— Дерьмом ты был, — сказала Мария.
Они поехали к Пенку на квартиру. Пенк сам открыл дверь. Квартира была пуста. На полу не было трупа женщины, никаких следов борьбы не было заметно, не говоря уже о следах крови на ковре. Две блестящие кочерги висели чистыми и невинными на крючках. Письменный стол выглядел чистым и убранным. Железная печка тоже была вычищена, зола была аккуратно сложена в ковш для золы.
— Но следы крови! — кричал Пенк. — При обследовании с люминолом они должны обнаружиться, следы крови!
— Вы слишком много кричите, — заметил Еннервайн.
— Мне очень неловко, Губертус, — сказала Мария тихо.
— Успокойтесь, — ответил Еннервайн тоже тихо, — этот человек кажется мне непохожим на надоедливого воображалу. Он действительно боится.
— Что вы со мной сейчас сделаете? — крикнул Пенк слезливо.
— За пощечину полицейскому вы получите уведомление, — сказал Еннервайн. — И это будет не дешево, сразу могу вам сказать. Но нет причины сажать вас под арест. Мы уходим.
— Нет! — запричитал Пенк отчаянно. — Посадите меня под арест!
Он кричал так отчаянно, что Мария и Еннервайн согласно кивнули.
Они поехали с жалобно скулившим Пенком в участок, там за ним захлопнулась дверь камеры.
— Я действительно здесь в безопасности?
— Нет, есть тайный ход, который ведет прямо к доктору Мабузе, — сказала Мария.
— Ах, не смейся надо мной!
Когда они снова остались одни, Еннервайн сказал:
— Что вы о нем думаете, Мария?
— Тщеславный человек, таким он всегда был. Но ему нужна психологическая помощь.
— Психологу нужна психологическая помощь?
— Собственно почти всем психологам нужна психологическая помощь. Я об этом позабочусь. И потом почерк. Почерк на стене и образец почерка, который нам прислал австрийский жандарм, очень похож на почерк нашего Куницы, я это проверю…
Вошли Беккер и Холльайзен, не постучав, они разложили на столе совещательной комнаты фотографии. Через некоторое время уже вся группа стояла вокруг стола. Куница Манфред Пенк был забыт.
— Первая партия фотографий относится, вероятно, к новогодним прыжкам с трамплина, — сказал Холльайзен. — Фотографии ВИП-ложи, прилегающих подъездных путей, но также и фотографии фитнес-центра «Оазис здоровья», где мы были, и связанные с этим фотографии лазерного аппарата. Вторая партия фотографий — это ландшафтные снимки, все из окрестности Шленггерер-Хютте, которая находится недалеко от вершины Остерфельдеркопф.
— Шленггерер-Хютте, никогда не слышал. Что это за изба?
— Эксклюзивный ресторан на высоте тысяча метров, вход только для суперважных персон. Нечто похожее на ВИП-салон на лыжном стадионе, просто там не так холодно. И потом еще третья партия фотографий нижней опоры канатной дороги Эйбзе, которая ведет на вершину Цугшпитце.
— И больше ничего? Никаких фотографий Шахена, дома старушки Крайтмайер, американского гарнизона? Или дома цитриста?
— Нет, ничего подобного.
— Во всяком случае, фотографии были для него крайне важными, — сказала Николь, — настолько важными, что он даже хотел меня вырубить, когда я потребовала положить фотоаппарат на землю.
Все замолчали и задумались. Никто ничего не мог понять из фотографий.
— Ах, вот что я забыл, — сказал Холльайзен. — Есть одна фотография с людьми. Одна-единственная.
Он порылся в куче и достал наконец портретный снимок загорелого и спортивного мужчины лет шестидесяти.
— Кто это? — спросил Еннервайн.
— Вы его не знаете? Это же Жак Рогге, президент МОК. Один из суперважных. Он отвечает за решения о месте проведения Олимпийских игр.
И в головах завертелось, замелькали мысли, сейчас серые клетки мозгов членов группы заработали, и, наконец, они посмотрели друг на друга, и то один, то другой жадно хватали воздух. Никто ничего не говорил, каждый пытался установить взаимосвязи. Каждый судорожно размышлял, что тут было разложено на столе: документация совершенного покушения, затем планирование следующего покушения. Общее связывающее звено: Жак Рогге. Только вершина канатной дороги не совсем вписывалась в картину. Тем не менее сигналы тревоги пронзительно завыли. Каждый знал, что сейчас нужно было предпринимать.
— Мы разделимся, — вдруг сказал Еннервайн. — Штенгеле, вы пойдете с Холльайзеном и Николь к этой опоре и посмотрите там все. Мария и Остлер, вы пойдете со мной к этой избе. Как она называется? Да, Шленггерер-Хютте.
— Но сегодня тут у нас кое-что происходит, — сказал Холльайзен.
— А что?
— Я полагаю, что несколько крупных спортивных деятелей смотрят новую спортивную дисциплину парапланеризм.
— Да, возможно, и так.
Небо было уже усеяно цветными парапланами, Еннервайну пришлось, наверное, две тысячи раз показывать свое служебное удостоверение, пока он не оказался в зале ресторана Шленггерер-Хютте, в котором наливали Frozen Strawberry Margaritas («Маргариту» с мороженой клубникой) и Singapur Sling (сингапурский слинг). Взгляд вокруг: нигде нет Рогге.
