Но еще более неблагоприятным временем для запорожской церкви был период времени от 1709 по 1734 год. В 1709 году запорожские казаки, с кошевым атаманом Константином Гордиенко во главе, увлеченные примером малороссийского гетмана Ивана Мазепы, оставили подданство русскому царю и перешли на сторону шведского короля Карла XII. Фортуна военного счастья оказалась на стороне русского царя, и запорожцы жестоко поплатились за свои расчеты: Сечь их была «зруінована», а вместе с ней и сечевая Покровская церковь разрушена; другие церкви хотя и остались нетронутыми, но духовенство ушло от них то в Белград, то в Киев, и только некоторая часть его осталась на своих местах и оплакивала печальную участь своего войска. Между тем запорожские казаки, уходя «на поля татарские, кочевья агарянские», успели захватить с собой лишь походные церкви, «холщовые и клеенчатые», напоминавшие собой палатки из складных ширм
[691], а духовенства своего на первых порах совсем лишились: к ним приходили духовные лица из Польши, Афона, Иерусалима и Константинополя, над которыми настоятелем был архимандрит Гавриил, родом грек, поставленный греческим архиереем; только с 1728 года греческого архимандрита сменил русский священник Дидушинский. Вообще в течение времени от 1709 по 1734 год запорожские казаки особенно часто входили в сношение с греческим духовенством: они несколько раз посылали от себя денежные подарки цареградскому патриарху и, в свою очередь, не раз от него получали дорогие подарки. Таковы, например, те великолепные, златотканые ризы и превосходной работы, арабского дерева, с инкрустацией аналой, по преданию принадлежавший знаменитому проповеднику Иоанну Златоусту, которые и в настоящее время хранятся в соборной церкви Никополя, места бывшей некогда Микитинской Сечи.
В это самое время покинутая запорожцами главная святыня их края, Самарско-Николаевский монастырь, в течение восьми лет оставалась в запустении. К счастью, однако, для него, в то время всем краем, от реки Самары вверх, заведовал миргородский полковник, энергичный и находчивый, Даниил Павлович Апостол с сыном Павлом Даниловичем. В 1717 году Апостол воспользовался приходом из Заднепровья в оставленные запорожцами места ста человек казаков, гонимых поляками за православную веру, поселил их близ Самарского монастыря и обязал всячески заботиться о восстановлении запорожской святыни. В следующем году к первым выходцам из-за Днепра пришли вторые; полковник Апостол воспользовался и новыми пришельцами: он поселил их в урочище Могилеве на правом берегу реки Орели, впадающей в Днепр на 90 верст выше реки Самары. В 1721 году в Самарский монастырь прибыло пять монахов из Трехтемировского Киевской епархии монастыря; вслед за монахами явился в Самарскую обитель, по распоряжению Киево-Межигорского Спасо-Преображенского монастыря, в качестве настоятеля, иеромонах Иоанникий, с несколькими монахами, с целью восстановления покинутого запорожцами монастыря. По зову Иоанникия к стенам обители стали собираться православные христиане, жившие по Самари, и всеми средствами содействовать благим начинаниям настоятеля. Но к несчастью для обители, в это время, в 1730 году, сюда бежал проходимец Епифаний Яковлев, бывший монах Козелецкого монастыря, потом обманом получивший сан епископа в турецком городе Яссах, по прибытии в Россию заключенный в Переяславский Михайловский монастырь, а потом из Переяславского Михайловского монастыря, по истечении некоторого времени, бежавший, с несколькими приверженцами-раскольниками, в Самарско-Николаевский монастырь. Правда, здесь он был скоро пойман и вслед за тем немедленно отправлен в киевскую крепость, где впоследствии и умер, раскаявшись в своих грехах; но тем не менее открытие в Самарском монастыре такого человека, каким был Епифаний, смутило истинно верующих христиан и на некоторое время задержало работы по возведению и устройству обители. Зато в это же время, около 1730 года, явился в Самарский монастырь из слободы Малой Терновки бывший войсковой есаул Дорош; это был человек благочестивый, даже аскет, подвижник, весьма сведущий в Священном Писании и в то же время поистине смиренный христианин. Полюбив всем сердцем обитель и пустынную местность ее, он поселился здесь навсегда, завел большую пасеку и устроил на берегу Самары, против злосчастного места Чернечьего Пекла, похоронившего однажды в своей бездонной яме переплывавших в бурную погоду реку нескольких человек монахов, каменную каплицу с иконой святителя и великого чудотворца Николая, к каплице пригласил иеромонаха Самарского монастыря и тут предался молитвенным подвигам и добрым делам: деньгами, добываемыми от продажи меда, помогал бедным людям и братии монастыря, а молитвами и еженедельными субботними панихидами испрашивал у Бога спасения душам утонувших в Чернечьем Пекле монахов. В своем уединении Дорош дожил до глубокой старости и после кончины, в 1756 году, погребен в Самарском монастыре; в каплицу его, еще долго после смерти устроителя ее, стекались благочестивые люди и возносили здесь молитвы к Богу; в 1769 году она была разрушена татарами, и главнейшая ее святыня, икона святителя Николая, спустя некоторое время найдена была на дубовом пне в лесу и поставлена сперва в церкви монастыря, потом в ризнице, наконец, снова в церкви, где и теперь находится, привлекая к себе массу благочестивых богомольцев, больных и немощных людей, чающих получить спасение от своих недугов у святого образа
[692].
В 1734 году наступила новая эра в истории запорожских казаков: в этом году, в самом начале месяца марта, запорожские казаки, прощенные императрицей Анной Иоанновной, вновь возвратились под российскую державу и привезли с собой архимандрита Гавриила, священника Дидушинского, множество греческих монахов и иереев. Избрав место для новой Сечи на рукаве Днепра, Подпильной, запорожские казаки первым делом своим поставили устройство церкви в Сечи, во имя Покрова Пресвятой Богородицы. Киевский митрополит Рафаил Заборовский, через посредство киевского военного губернатора графа Вейсбаха, всегда покровительствовавшего запорожцам, прислал им 3 апреля 1734 года свое благословение «на основание Коша и церкви святой Покровы». В то же время в Сечь прибыл, по рекомендации черниговского епископа Иродиона Жураховского, бывшего архимандрита Киево-Межигорского монастыря, иеромонах Павел Маркевич; владыка рекомендовал иеромонаха Павла низовому товариществу в качестве начальника запорожских церквей. Запорожцы, привыкшие уважать все, что исходило из Межигорского монастыря, несмотря на то, что уже имели у себя достойнейших лиц, архимандрита Гавриила и священника Дидушинского, послушались совета владыки и решили принять иероманаха Павла в качестве настоятеля всех запорожских церквей; а самому владыке написали письмо, в котором просили его передать братии Межигорского монастыря, «ижбы они изволили в надеи пребывать, же мы их по совету всех наших войсковых куренных атаманов и прочих стариков, не чуждаемся и благоволим за настоятелей духовных себе принять, токмо нам до весны почекают, за кин на сем нашем нынешнем новопоселении Е. И. В. много мощною державою, кошем утвердимся», – как пишет знакомый нам Скальковский в своей «Истории Новой Сечи».
В выборе начальника церквей запорожские казаки не ошиблись: энергичный иеромонах Павел скоро окончил церковь в Сечи и с теми же рабочими, нужно думать – сечевыми мастерами, отправился к Самарскому монастырю и скоро привел в порядок и полное благоустройство эту высокую святыню всего Запорожского края; в сечевой и монастырской церквах он установил монастырский чин богослужения, ввел соответствующую всем православным храмам организацию и открыл при церквах школы для обучения взрослых казаков и «молодиков». Вскоре после этого, во время происходившей от 1736 по 1737 год Русско-турецкой войны, иеромонах Павел «збудувал» две новых деревянных церкви, в слободе Старом Кодаке и Ненасытецком Ретраншементе, для стоявших там русских войск и запорожских казаков
[693]. Вслед за тем, около 1740 года, к двум новым церквам прибавилась еще одна в селе Романкове; это было после того, когда в селе Ярославке Черниговского наместничества, Козелецкого округа, явился самозванец, поляк Иван Миницкий, выдававший себя за царевича Алексея Петровича. Тогда в Козельце, Ярославке, Басанке и других местах произошло возмущение, после чего многие бежали от наставших вслед за возмущением бед в запорожские вольности, к Романкову кургану и Кодаку; тогда одна партия пришедших казаков, с каким-то священником Федором во главе, основала первую церковь во имя Успения Пресвятой Богородицы, в урочище Романкове
[694].
