Ночью на обратном пути я придумал начало статьи.
«Когда кончился июнь, секретарю парткома завода попеняли в горкоме:
– Как же это? На соседнем предприятии всего четыре случая пьянства за месяц, а на вашем – 172. Хорошо же у вас пьют!
– Или у них плохо считают, – парировал секретарь».
Этот детективный зачин имел доказательное продолжение, которое даже сейчас, спустя три с лишним десятилетия, не лишено интереса.
Вслед за указом Президиума Верховного Совета директор завода издал свой указ. В нем была четко оговорена процедура пресечения порока. Обнаружил бригадир пьяного – обязан немедленно сообщить мастеру или иному руководителю. Тот вместе со свидетелями обязан составить протокол установленного образца и сдать начальнику цеха. Последний обязан завизировать документ и в течение суток вручить его начальнику заводской охраны, который в свою очередь обязан в трехдневный срок передать протокол в горисполком для наложения административного взыскания.
Если человек утверждает, что он трезв, в здравпункте проведут экспертизу. Если руководитель покрыл нарушителя, а того задержали на проходной, – штрафом обложат обоих. Да и весь коллектив, где это произошло, мгновенно потеряет шансы на призовое место в социалистическом соревновании.
В общем, наказание виновного неотвратимо. Строгое по тем временам наказание. Штраф чаще всего по максимуму—50 рублей, считай, треть месячного оклада. Плюс автоматическая потеря тринадцатой зарплаты и премии.
Это был не просто регламент, а проявление трезвого административного гения. На мгновенье даже мелькнула шальная мысль: а ну как они и вправду удушат зеленого змия? Но в кабинет уже вводили четверых бойцов, и по их лицам я понял: нет, никак невозможно.
Бойцы держались отменно: сдавленные голоса, скупые жесты, в глазах печаль. В июне они проштрафились по два раза. Но вот ведь досада: не пьяные, оказывается, были, всего лишь похмельные. Впредь подобного не повторится, мамой клянусь. Да и трудно стало с этим делом, торговые точки вокруг завода позакрывали. Имеются, конечно, кое-где знакомые продавцы, но они теперь знаете сколько за бутылку просят? Сто шесть рублей! Шесть – водка, сто – будущий штраф. Хочешь-не хочешь, а бросай пить. Если не получается – сходи к заводскому наркологу, он «снимет тягу».
Я смотрел этот отрепетированный в профкоме спектакль под названием «Покаяние грешников» и мысленно аплодировал. Это было ровно то, что мне нужно.
А дальше, как говорят картежники, поперло. Нужно, хоть умри, подтвердить экономический рост. Решено было сравнить июньские показатели с майскими (месяцы-соседи) и с данными прошлогоднего июня (годичная дистанция). Сопоставили план и факт по валу – вышло преимущество июня-85. По реализации тоже, и ритмичность наилучшая. Сравнили выполнение плана по производительности труда, потери рабочего времени по болезни, заводские потери от брака – везде выиграл июнь. Вряд ли директор решился на подлог, просто произошло чудо.
Дело, можно сказать, было сделано, и мы почувствовали себя удачливыми соучастниками. «Поверьте моему опыту, – сказал директор, – среди пьяниц немало хороших рабочих, даже асы попадаются. Погудит такой человек, потом приходит к мастеру с повинной: “Прости, отработаю”. Тот думает: “Какой мне прок в его прогулах? Пусть лучше будет мне обязан”. И прощает. А бухарик идет в цех и по две-три нормы за смену выдает».
Секретарь парткома тоже показал знание предмета: «Пьяницы – народ очень изворотливый. Скажем, вечером напился – понятно, что утром на работе засекут. 50 рублей потерять – это он еще перечертыхается, но ведь сгорят и премия, и тринадцатая зарплата. Так выгоднее вообще на завод не ходить, тогда за прогул только премии лишат – протокола-то нет!».
Когда прощались с заводским начальством, мне показалось, что они хотят предложить мне выпить – за успех общего дела. Но не решились. А зря, я бы не отказался.
Статья получилась очень убедительная, главного редактора похвалили наверху, а меня в виде поощрения послали в командировку в ГДР. Пройдя в Шереметьево пограничный контроль, я набрел на сияющий огнями бар со всевозможными бутылками. А надо заметить, что, будучи не чужд алкогольной зависимости, я после эпохального указа добровольно вверг себя в абстиненцию, то есть завязал, поскольку просто не мог выстоять огромные очереди в гастрономе. При виде бара сердце подпрыгнуло, но я унял его, объяснив себе, что здесь наверняка торгуют за валюту, командировочных же у меня с гулькин нос, а на них еще надо всю семью нарядить. Но проницательная барменша перехватила мой взгляд и провозгласила: «За рубли, мил человек!».
Рубли у меня были. В Германии же ни очередей, ни ограничений не наблюдалось. Короче, в Москву я вернулся без подарков, но с похмельным синдромом и исполненным трагизма манифестом, который, обливаясь пьяными слезами, написал в берлинском гаштете перед возвращением на безалкогольную родную землю. Вот этот крик души.
К вам, принцы красной и белой крови, – тонкие вина долины Роны, Тосканы и Андалусии, к царственной «Вдове Клико» и пахучей шипучке по имени «Салют», к вам, джин без тоника, виски без содовой, кампари без оранжа, водка без томата и пиво без водки, а также к вам, граппа, кальвадос, абсент, перно, коньяк, арманьяк, бренди, ягермайстер, текила, фернет, шнапс, грог, просекко, аперитивы-диджестивы, брага, лосьон, жидкость от перхоти, коктейли «Взболтать, но не смешивать» и «Пить, но не нюхать», и, наконец, к тебе, сказочный этанол, он же C2H5OH, товарищ далекой юности, – ко всем вам обращаюсь. И говорю: прощайте!
Доныне храню это кровью написанное письмо, утратившее, слава богу, актуальность. Хотя как знать, жизнь длинная, вдруг в отдаленном будущем кому-то захочется порадеть о народном здоровье. Ему бы тогда и напомнить уроки антиалкогольной кампании, которая всеми воспринималась как хохма, пока не началось массовое отравление самогонкой и иной спиртосодержащей бурдой, пока не прошлись бульдозером по виноградникам и не совершил суицид знаменитый крымский винодел, пока страна не погрузилась в угрюмое трезвое отчаянье. Так что провидческим оказался мой заголовок – «Перелом». Много чего переломали.
Весной 2015 года, аккурат к юбилею указа, М.С. Горбачев признал, что антиалкогольная кампания, им же и запущенная, была ошибкой. То есть подтвердил то, что мы и без него знали еще тридцать лет тому назад.
Впрочем, довольно вдыхать пыль пожелтевших газет и пачкать пальцы старой типографской краской. Надо знать меру. С прошлым следует обращаться осторожно: чем его в твоей жизни становится больше (что неизбежно), тем сильнее оно затягивает в свои омуты. Начинает казаться, что как раз там-то была настоящая жизнь, несравнимо более наполненная и осмысленная, чем теперешняя. И сам не замечаешь, как превращаешься в старого гриба.
Но надо оказать сопротивленье, как учил датский принц. Как-то я пожаловался одному умному человеку, что копаться в былом мне стало интереснее, чем проживать сущее, так он отреагировал быстро и резко: «Прекрати немедленно! Даже у меня еще все спереди». Именно так и сказал. Неплохо для 82-летнего парня, не находите?
