Они часто наведывались к Прялкиным в Москву. Карло очень нравился родителям, а с младшей сестрой Клавой они вообще крепко подружились. Когда она выходила замуж за Николая, дальнобойщика с тоже звучной фамилией Шарамыгин, Карло подарил ей ожерелье из родовой коллекции. А через два года стал крестным их первенца.
Меж тем, в семье Барберини дела разладились. Для немолодого Карло это был первый брак, он очень хотел детей, но не получалось. Контракт в Сербии закончился, они вернулись во Флоренцию, и там, вдоволь наругавшись, развелись. При этом экс-муж не тромбовал Лючию, не требовал, чтобы она отказалась от фамилии Барберини, а даже напротив – арендовал для нее квартиру, устроил на работу и всячески помогал, подтверждая свое благородное происхождение.
А в Москве беды шли чередой. Умерли Прялкины-старшие, а вскоре тридцатидвухлетний Николай Шарамыгин скончался во сне от сердечного приступа. Клава с двумя маленькими детьми едва сводила концы с концами. Сестра вытащила их на неделю в Италию – развеяться. Карло устроил веселый тур по Тоскане, а незадолго до отъезда пригласил Клаву на беседу и огорошил. Никуда ехать не надо, сказал он, мы с тобой поженимся, но это будет чистая формальность, чтобы ты с детьми могла остаться в Италии. Спать со мной никто не просит, мы просто друзья, и я хочу помочь.
У Клавы помутился рассудок, она поведала все сестре, и Люся приказала: «Соглашайся немедленно! Раз он пообещал, все сделает. Это ж аристократ, понимать надо!» – «А что, если у меня будет двойная фамилия – Барберини-Шарамыгина?» – робко спросила Клава. В ответ сестра взглянула на нее как на полоумную.
Так что теперь во Флоренции живут как минимум пятеро Барберини: Карло, Лючия, Клаудия и двое ее детей, усыновленных знатным синьором. А вскоре их будет шестеро, потому что русские женщины благодарны, и формальный брак переформатировался в самый что ни на есть натуральный. Клаудия и Карло ждут мальчика, и супруга мечтает, чтобы он пошел в отца. А то московские товарки болтали: итальянцы мелочные, итальянцы жадные… Они не знают Барберини, дуры!
Бедный, бедный мистер Холмс
Тот факт, что за свои пятьдесят лет Василий Витальевич ни разу не посетил Великобританию, ровно ни о чем не говорит; мало ли кто где не был. Он, может, и сейчас не записался бы в туристическую группу, если бы ни сильное, прямо-таки неотвязное желание посетить одну-единственную достопримечательность. Не Вестминстер, не Тауэр, поднимай выше – музей Шерлока Холмса.
Великий сыщик завладел умом и сердцем Васи в далеком детстве, такое случалось со многими, но у нашего героя фанатичная любовь растянулась на всю жизнь. Он капитально проштудировал в подлиннике всего Конан Дойла, для чего выучил английский язык, который ему вообще-то даром не был нужен. И вот теперь нет сил как захотелось припасть к подлиннику. Если, конечно, считать подлинником вымышленного героя.
Отчасти этому желанию способствовала легкая путаница в мозгах, привнесенная телевизором. Василий Витальевич не пропускал ни одной новой версии «шерлокиады». Холмсы являлись на любой вкус: атлет, дерущийся в боях без правил; молодой социопат с айфоном и лэптопом; излечившийся наркоман, живущий под присмотром докторши-китаянки по имени Джоан
Ватсон… Сэр Артур Конан Дойль был писателем с небедной фантазией, но даже он стал как-то мелковат рядом с авторами современных интерпретаций.
Что касается нашего московского героя, то, не считая себя консерватором, он отдавал предпочтение классическому отечественному сериалу. Василий Витальевич считал не случайным то, что его имя-отчество вторит именам Василия Ливанова и Виталия Соломина. Но, как бы там ни было, устав от множественных мистификаций, он возжелал вдохнуть подлинный аромат Викторианской эпохи.
Ни свет ни заря, дабы не торчать в очереди, он прибыл на Бейкер-стрит. Однако все пошло не по плану. Дом 22 lb не желал быть найденным. В канаве ковыряли трубу двое британских трудяг. «Какой еще Холмс?» – переспросил один, а другой, более просвещенный, пояснил: «Кажется, где-то недалеко». Василий Витальевич собрался обидеться за Шерлока, но рядом стала собираться очередь, в основном из китайцев, и нужный дом был опознан. Просто 22lb стоял впритык с 237.
На этом странности не кончились. Осмотрев гостиную, Василий Витальевич заметил, что привычный и понятный ему Холмс как-то выпадает из антуража с буколическими гравюрами и пасторальными гобеленами, фарфоровыми и бронзовыми статуэтками, кувшинчиками и флакончиками, подушечками и салфеточками, зеркалами и канделябрами, чайниками и чашечками. И уж тем более сыщик никак не монтируется с веселеньким унитазом – белым с синими узорами, чисто гжель.
Правда, в незначительном количестве имелись предметы, сообщающие об уме и мужестве квартиранта. Бинокль и лупа, пистолеты, ученые книги и газеты с криминальной хроникой. Для пущей брутальности – рога на стене. Ну, и, само собой, фирменные холмсовские штучки: трубка, скрипка и ноты Бетховена, хотя о Бетховене, отметил про себя Василий Витальевич, у Конан Дойла ни слова. А вот следов наркоты, которые обязательно должны были присутствовать, московский эксперт не обнаружил, зафиксировав еще одно отступление от оригинального текста.
Вся эта интерьерная утварь превращала обитель гения в лавку старьевщика. И сам Шерлок Холмс становился пошлым, безвкусным мещанином – в советско-осуждающем понимании этого слова. Живущий здесь человек ни за что не схватился бы насмерть с профессором Мориарти.
А с другого этажа доносились визги. Там размещались манекены в человечий рост – правонарушители, изобличенные Холмсом. Некоторые прямо в гробах. Всю эту уголовную сволочь можно было похлопать по противным рожам, прилечь рядом с гробом, сделать селфи. Китайцы были очень довольны.
Но Василий Витальевич осерчал не на них, а на местных, на англичан. Создать мировую легенду – и так бездарно ее слить! Причем прямо по месту жительства. Где, спрашивается, вкус и стиль? Камин, трубка, коньяк, «Эту тайну Стэплтон унес с собой в могилу». А? «Лестрейд, у нас есть устрицы, парочка куропаток и небольшой выбор белых вин». Где все это было – здесь, на блошином рынке? Вот так приедешь из Москвы подышать эпохой, а вдыхаешь нафталин!
Из энциклопедической памяти нашего героя выпрыгнула фраза, которую произнесла миссис Хадсон после известия о гибели квартиранта в котле Рейхенбахского водопада: «Бедный, бедный мистер Холмс». Удивительно к месту.
Ну, раз так, сэры и пэры, защитить мистера Холмса сумеют в России. Поскольку изо всех достойных людей иностранного происхождения, с которыми мы дружим с детства, он самый близкий. Ближе французских мушкетеров, ближе испанца Дон Кихота, ближе индейца Оцеолы, вождя племени семинолов. Конечно, наше все – это А. Пушкин, но в пару к нему и Ш. Холмс.
Выходя на улицу через магазинчик сувениров, где китайцы покупали шапки с козырьком, трости и зонтики, Василий Витальевич увидел три большие матрешки с лицами Ливанова, Соломина и Рины Зеленой. Уважают, горделиво подумал он, и купил всю троицу. Стоило недешево, зато будет что привезти домой.
