Меж тем адвокаты нарыли нерадостные новости: по результатам проверки «Доверительный» угодил в пятую экономическую группу – низшую. Именно из нее Центробанк обычно вынимал кандидатов для жертвоприношения. Закрыть вопрос можно только на высоком уровне, сказали стряпчие, но тут, сами понимаете, нужна сумма с иным количеством нулей.
Положение становилось критичным. Трубить тревогу и подключать вязки слишком рискованно: даже если и оттащут от края пропасти, тут же истребуют назад свои деньги и обвалят банк. Но делать что-то было необходимо, причем очень быстро. Ночь Бэнк провел в расчетах, наступивший день – в хлопотах, а следующим утром включил Интернет и узнал нижеследующую новость: Центральный банк Российской Федерации отозвал у кредитной организации банк «Доверительный» лицензию на осуществление банковских операций.
Как было сказано далее, решение о применении крайней меры воздействия принято в связи с неисполнением кредитной организацией федеральных законов, регулирующих банковскую деятельность, и нормативных актов ЦБ. Также была принята во внимание реальная угроза интересам кредиторов и вкладчиков. В банк назначена временная администрация, полномочия его исполнительных органов приостановлены.
Бэнк выключил компьютер, мобильники и городской телефон, выпил полпакета молока и завалился спать. Ему надо было набраться сил.
В банке он больше не появился.
3.
Вкладчики категории А начали собираться группами через неделю после закрытия банка. Встречи происходили в «Семеныче», таком привычном, что людям казалось, будто вот-вот откроется дверь и войдет их благодетель, неся в каждой руке по баулу. В баулах, ясное дело, будут аккуратно расфасованные деньги, и Бэнк, любуясь произведенным эффектом, раздаст полиэтиленовые пакеты. «Каждому – по вкладу его, – весело провозгласит он. – А вы уж в штаны наложили!».
Но дни шли, а чудного мгновенья не наступало. Три мобильника и домашний Бэнка не отвечали, от него сигналов тоже не было. Да позвонит он, повторял, как заклинание, Док, сто процентов позвонит, он приличный человек. Каждый может быть приличным, когда все хорошо, хмуро ответствовал Суп, а у Бэнка сейчас хорошего мало. Да что ты говоришь, срывался на крик нервный Страх, хапнул столько наших бабок, а говоришь, хорошего мало!
Давайте без паники, снова твердили мягкосердечные, надо войти в его положение, мы же друзья. А вот он-то, вопрошали скептики, он-то нам друг? Да, мы давно знакомы, многие из нас сделали для него что-то важное. Док сшил по кусочкам его жену после аварии. Реж засунул его бесталанную дочь во ВГИК. Проф устроил ему докторскую диссертацию. Сил представил его дядям с большими погонами. Да что там говорить – мы привели в его банк серьезных людей, и они, не дай бог, еще выкатят нам за это предъяву. Да если разобраться, Бэнк вообще поднялся благодаря нам! Поднялся нам благодаря – и отблагодарил, скаламбурил Юм.
А кто из вас в последние годы слышал от него хоть раз слово «спасибо», вдруг спросил Реет, втайне обиженный тем, что загульные новогодние корпоративы Бэнк устраивал не в «Семеныче», а в «Метрополе». Ставлю вопрос на голосование. Ну! Ни одной руки не поднялось.
Забронзовел наш банкир, молвил Деп. Решил, что не мы доверяем ему свои деньги, а он соглашается их у нас принять. И компания взгрустнула, испытав прилив недобрых предчувствий.
Тем временем из банка приходили прескверные новости. Уже первые дни работы временной администрации показали, что там царил полнейший бардак. На балансе банка осталась смехотворная сумма, касса вообще была пуста. Депозиты вип-клиентов, естественно, никак не отражались в банковской документации, а это означало, что даже страховой суммы в размере 1 миллион 400 тысяч рублей никто не получит. Некоторые вкладчики из ближнего круга числились директорами компаний или индивидуальными предпринимателями и имели официальные счета, так вот эти счета к изумлению их распорядителей тоже были обнулены.
Мало этого. Многие вип-клиенты в разное время оформляли в «Доверительном» кредиты, и теперь всплыло, что, подделав подписи и использовав данные прежних документов, на них повесили новые кредитные обязательства, очень даже нехилые. Первыми посетившие временную администрацию Пос, Юм и Худ выяснили, что, оказывается, каждый из них должен выплатить по кредиту десяток миллионов рублей. По су стало плохо с сердцем, вызывали «скорую».
Клиенты взяли за грудки сотрудников банка, которые со скорбными лицами продолжали ходить на работу и отвечать на вопросы офонаревшего руководителя временной администрации, который, поработав на руинах нескольких банков, уверял, что такого беспредела не видал нигде. Но сотрудники – братья, племянники, жены племянников и прочая родня родни Бэнка – божились, что ничего не знали, ни в чем не участвовали, а только выполняли прямые поручения руководства, но ведь за это ничего не будет, правда?
Им объяснили, что будет, и еще как будет, присядут всерьез и надолго. Тогда родня, наскоро обсудив ситуацию, принялась дружно сливать шефа и благодетеля. Рассказывали про подозрительных людей, на которых оформляли кредиты, про фирмочки с признаками помоек, куда переводились деньги, про участившиеся командировки председателя правления в близлежащие страны Балтии… Закладывали, словом, по полной программе, вымаливая себе пощаду.
Само собой, в «Семеныче» все это живо обсуждали, и напряжение росло по крутой траектории. Он что, не понимает последствий, горячились випы, уж мы сумеем испортить ему жизнь, и он это точно знает. Откуда взялась такая борзость? Не иначе, как от жадности, предположил Проф.
Бэнк был жутким скупердяем, все это прекрасно знали. И теперь вспоминали, какой горестной становилась его физиономия, когда приходило время платить за обед. Таким жмотам даже жадные немцы придумали насмешку: «Слишком долго ищет бумажник». Бэнк до изнурения изучал счет, требовал разъяснений от официанта, потом спрашивал сотрапезников, найдется ли мелочь на чаевые, а то у него нет с собой наличных, и только после этой тошнотворной церемонии платил – корпоративной банковской карточкой, то есть фактически деньгами клиентов. Вкладчики даже шутили меж собой, что его сквалыжничество – это гарантия сохранности их финансов.
Но бытовая жадность – это одно, а вот заграбастать гору чужих денег – это уже совсем другой полет, это экстра-ультра-супер-жадность, отшибающая мозги.
В любой морали скрыта арифметика. Карл Маркс утверждал, что нет такого преступления, на которое не пойдет капитал ради трехсот процентов прибыли. А тут даже не триста, тут многие тысячи процентов чистой прибыли. Перед такими цифрами не то что дружба, благодарность, сочувствие, стыд, но даже страх, что тебя укокошат, – все меркнет.
Вкладчики были уверены, что в России и тем более в столице Бэнка уже нет. Но его кузен, прибежавший отрабатывать прощение, донес, что виделся с ним, живет в Москве на съемной квартире, а где именно, он не сказал, зато сказал другое. А чего они от меня хотят, сказал Бэнк, имея в виду вкладчиков категории А, они окупили свои деньги, какие претензии?
Новость настолько всех сразила, что кузену пришлось пояснить ее наглядным расчетом. Допустим, десять лет назад вы положили в банк миллион неважно чего под десять процентов, проценты были выплачены, вот и получается, что ваш миллион к вам вернулся. Никто никому ничего не должен, вот что имел в виду Бэнк.
