Раздумывая над этим, Масу постепенно пришел к выводу, что должен подняться наверх. Лим еще не спускался, он что-то делает наверху. Значит, он должен как можно тише подняться на второй этаж и попытаться выяснить, что делает там сейчас этот слизняк. Судя по вопросу, он делает там что-то интересное, что может ему, Масу, потом пригодиться. Во всяком случае, узнать это не помешает.
Масу посмотрел на свои туфли. Лаковые туфли швейцара для такой цели не годятся: они скрипят на каждом шагу. Он подошел к кровати и вытащил из-под нее мягкие лайковые тапочки, расшитые причудливым узором. Снял туфли, надел тапочки, встал, сделал несколько шагов. Совсем другое дело. Идти можно совершенно беззвучно, и нога отдыхает. Надо пойти, пока эта развалина, этот «согнутый радикулитом» кореец еще там.
Масу подошел к двери, открыл ее, осмотрелся. Коридор был пуст в обе стороны. Он вышел. Кажется, все вокруг тихо. Убедившись, что его никто не видит, и осторожно ступая, Масу двинулся к лестнице, ведущей на второй этаж.
Подойдя к самолету, по лицам стоящих у крыла штурмана и бортмеханика Гарамов понял, что главное сделано. К бензобаку тянулся шланг, насос мерно работал. Значит, бензобак уже отремонтирован и на него поставлены заплаты. И все-таки из головы не выходил тот, кого они оставили связанным в комнате. Конечно, развязаться он не сможет, но вдруг его обнаружит кто-то из своих?
– Идет, голубчик, – тихо сказал бортмеханик. – Идет бензинчик родимый.
Пожилой солдат-японец сидел в машине, разбирая и складывая горелку, рядом стояли капрал-водитель и Хиноки. Лицо Хиноки казалось сейчас каменным, будто он нарочно хотел показать, что все, что происходит вокруг, ему глубоко безразлично. Лицо капрала, наоборот, простецкое, широкое, мужицкое, было оживлено и всем своим видом приглашало к общению. Капрал курил, поглядывая то на стоящих у самолета, то на море.
– Без инцидентов? – тихо спросил штурмана Гарамов.
– Пока, – так же тихо ответил штурман. – Сестричка, курить принесла?
Вика не ответила.
– Что с оборудованием? Рацию, приборы приняли? Все в комплекте?
– Разбираться надо, но как будто все в комплекте. Приемник уже работает, радист и второй пилот там колдуют.
– А вы что?
– Я вас ждал, сейчас пойду помогать.
– Заглянуть в самолет они не пытались?
– Нет.
– Как раненые? – по-прежнему почему-то не глядя на штурмана, спросила Вика.
– Есть, по-моему, хотят, – тихо сказал штурман. – Да и нам, грешным, не мешало бы рубануть из котелка.
Штурман посмотрел на Гарамова.
– Есть сухпаек, – без всякой жалости сказал Гарамов.
– Бросьте вы – «сухпаек»… Попользоваться надо. Неужели здесь нельзя что-нибудь отхватить? Отель высшего разряда, официанты в манишках. Неужели там не найдется горяченького? И курева, – штурман посмотрел на Вику, – сестричка забыла.
Но Вика вдруг медленно пошла на него, закусив губу. Штурман заметил ее угрозу и начал пятиться.
– Ты что? Ты что? Чумная, что ли? – зашипел он. – Очумела?
– Я вам сейчас такое курево устрою. Задохнетесь. Гарамову показалось – она сейчас ударит штурмана.
Но Вика остановилась и отвернулась. Видать, злость у нее быстро проходит. Штурман растерянно завертел головой:
– А что я такого сказал? Вы же все слышали? Что я такого ей сказал?
– Ладно вам. Молчите.
– А что ладно-то. Я же только про курево. А она на меня буром…
Подошел Исидзима, штурман замолчал.
– Что-нибудь случилось?
Исидзима оглядел их исподлобья. Враг, подумал Гарамов, глядя на его смуглые скулы, тонкий нос и глаза, почти невидимые в щелочках век. Это его смертельный враг, агент японской секретной службы, да еще – лихоимец, замысливший спасти на их самолете богатство, нажитое за счет других. Но этот враг ведет себя так, что Гарамов испытывает к нему сейчас чуть ли не симпатию. А может быть, это очень даже хорошо, что он пока, вот именно пока, будет испытывать к нему симпатию? «Постой, – подумал Гарамов, – что же получается? Я должен испытывать к нему симпатию, а потом – предать? Какая ерунда. А он что – не собирается меня предать? Тогда и конец разговорам». Пока эта симпатия работает на руку и ему и всем остальным. А вот когда они сядут в самолет и поднимутся в воздух, когда люди Исидзимы, в этом Гарамов был уверен, попробуют их взять, – тогда он посмотрит насчет симпатий.
– Ничего, господин Исидзима. Я хотел попросить горячей пищи для экипажа и несколько пачек сигарет или папирос. Людям нечего курить.
Исидзима поклонился:
– Понимаю, господин Гарамов. Вам скоро все принесут.
Бортмеханик снова отошел к бензонасосу, и Исидзима добавил:
– Но вас, когда вы управитесь здесь со всем, попрошу все же находиться в комнате официантов. Надеюсь, вы понимаете, зачем это нужно? Положение такое, что вы должны быть все время у меня под рукой.
Из люка спрыгнул второй пилот. Он явно хотел что-то сказать Гарамову, но, увидев рядом Исидзиму, осекся. Директор отеля все это отлично разглядел и повернулся:
– Здравствуйте. Надеюсь, господин… или как у вас – товарищ Гарамов сказал о моей роли? Я – директор этого отеля.
Второй пилот, очевидно пытаясь сообразить, как себя вести, молчал. Исидзима посмотрел на Гарамова:
– Господин Гарамов, я жду ответа.
– Да, он обо всем знает. Это член экипажа.
– В таком случае я хотел бы спросить у этого члена экипажа – как идут дела? Что с приборами и рацией? Когда самолет будет готов к взлету?
Гарамов, поймав взгляд лейтенанта, кивнул:
– Скажите.
– Приборы и рацию заменяем, но работы много. Всю доску придется перебирать. Ну и бензин еще не закачан.
– Что значит много? – спросил Исидзима. – Когда вы закончите?
– Если повезет – часа через три-четыре.
– Ну, считайте, через пять. Уже стемнеет. Что ж, меня лично это устраивает. Еду и сигареты вам сейчас принесут. Еще какая-нибудь помощь нужна?
Второй пилот посмотрел на мерно двигающийся поршень насоса, потом на стоящий поодаль вездеход. Гарамов подумал: а ведь от этого пацана зависит, взлетят они или не взлетят.
– Самолет нужно развернуть.
– Развернуть?
– Видите, колеса в песок въехали? А взлетать надо в другую сторону, по глинозему.
– Понятно. Что для этого нужно?
– Нужны машины, и не одна. – Второй пилот по-мальчишески провел ладонью по вихрам. – В идеале – парочку вот таких, как этот вездеходик. Тросами зацепим – и сливай воду.
– Может, одна потянет? – спросил Гарамов.
– Может, и потянет, если она двужильная. Но лучше две.
