В пролетке, тесно прижавшись друг к другу, сидели двое мужчин во фраках и котелках. Одному было около тридцати, второй, сухопарый, с подстриженной щеточкой светлых усов, державший вожжи, казался постарше. Оба сосредоточенно следили за дорогой и молчали.
Лошадь остановилась возле высокого забора. Из калитки выглянул сторож:
– Чего надо, господа?
Старший поднял палец к губам, зашипел:
– Тсс… Не узнал? Я же тебя предупреждал…
– А-а. Да, да, признал, простите, господин хороший. – Сторож замялся, не зная, что сказать еще. – Сослепу-то не увидел. Так вы что, это. С дамами?
– С дамами, с дамами. – Старший быстро сунул сторожу рубль. – Только тише. Сядь на облучок, покажешь, как проехать.
– А где дамы-то?
– Они ждут… В другом экипаже, тут, неподалеку.
Сторож помедлил и, решившись, вышел к пролетке.
– Ладно уж. Хорошо-с. Покажу, как не показать. – Подобрав плащ, уселся. Молодой достал из кармана кастет, примерился – и коротким рассчитанным движением ударил сторожа по затылку. Тот дернулся, вяло осел; старший ловко подхватил тело, не давая сползти. Поднял вожжи – и вороная развернулась и двинулась назад по дороге, ведущей в центр голодаевских болот.
Вскоре старший остановил кобылу. Зеленая вода подступала здесь к самой дороге. Молодой спрыгнул с подножки, вдвоем они осторожно сняли тело и, привязав к ногам две чугунные гири, столкнули в воду. Снова уселись в пролетку, и старший тронул вожжи.
3
Еще через три дня в Петербурге, на Московской заставе, вспыхнул крупный пожар. Пожар был из тех, которые входят потом в городские хроники; горел электромеханический завод фирмы «Н. Н. Глебов и K°». Там, где стояли штабеля бочек с варом, обмоточным материалом и нефтью, огонь временами поднимался вверх до десяти метров. Сторож, работавший здесь недавно, вторую неделю, так и не смог объяснить, откуда появились первые языки пламени. Были вызваны пожарные; надо сказать, подъехали они довольно быстро. Команда тут же приступила к тушению, но практически ничего нельзя было сделать: рухнула крыша. К трем часам утра от завода «Н. Н. Глебов и Ко» ничего не осталось – только слабо дымились голые стояки стен.
За пожаром наблюдали почти все обитатели соседних домов. Многие из них вышли на улицу, высыпали и жильцы дома, в котором дворничал Трофимов. Жильцы тревожно хмурились, наблюдая за догоравшим заводом.
Только сам Трофимов, присев на корточки, плакал. Голова лежащего у забора пса была разбита, но приподнявшиеся губы, обнажив бессильные теперь клыки, казалось, все еще угрожают кому-то.
4
Петербургский адвокат Арсений Дмитриевич Пластов вернулся с обычного утреннего променада. Открывая дверь с медной табличкой: «К. с. А. Д. Пластов, присяжный поверенный», он усмехнулся. Когда-то этот адрес на Моховой, 2, и медная табличка были известны многим, теперь же о них постепенно начинают забывать. Сам же он, тридцатишестилетний Арсений Пластов, за эти годы карьеры так и не сделал, остался все тем же «к. с.»
[1], адвокатом без клиентуры, но зато остался честным. Пластов считал, что иначе нельзя, и вместе с другими подписал петицию против введения военно-полевых судов
[2].
Пластов прошелся по кабинету, тронул корешки книг, и в это время раздался звонок.
За дверью стоял хорошо одетый человек среднего роста, лет сорока-сорока пяти, с небольшой русой бородой. Он выглядел уверенным и знающим себе цену; впрочем, в его глазах адвокат уловил растерянность попавшего в беду клиента.
– Меня зовут Николай Николаевич Глебов, я владелец фирмы Глебова. Вы – Арсений Дмитриевич Пластов?
– Совершенно верно. Прошу.
Проходя вслед за гостем в кабинет, Пластов попытался вспомнить все, что читал в последних газетах о случившемся три дня назад пожаре. Как назло, в голове вертелись лишь общие слова: «пожар на электромеханическом заводе» и «миллионный убыток».
– Я весь внимание, Николай Николаевич.
– Прежде всего, Арсений Дмитриевич, хотел бы надеяться, что разговор останется между нами.
– Можете всецело на меня рассчитывать. Я адвокат, и этим все сказано.
– Наверняка вы слышали о пожаре, случившемся на моем заводе в воскресенье. Завод сгорел, его больше не существует. Я хочу получить страховую компенсацию, но обстоятельства подсказывают: без услуг юриста мне не обойтись. В качестве вознаграждения хочу предложить вам три процента от страховой суммы.
Пластов осторожно придвинул к гостю сигары – сам он не курил. Судя по поведению Глебова, дело не простое, раз речь сразу же пошла о вознаграждении.
– Где вы застрахованы? В «Фениксе»? Или в «России»?
– В «России».
– Сумма страховки?
– Полтора миллиона рублей.
Пластов с огорчением поймал себя на том, что высчитывает, сколько составят три процента от полутора миллионов. Сорок пять тысяч рублей. Да, о таких суммах он давно уже и думать забыл.
– Уточним: в каких случаях вы можете получить эти полтора миллиона?
– В страховом соглашении написано: при полной гибели объекта. Точнее: при уничтожении 90 процентов стоимости предприятия.
– И сейчас как раз тот самый случай?
– Да, тот самый. Вот страховой полис… – Глебов достал из кожаной папки полис и положил на стол.
– Кто обычно защищает ваши интересы?
– Контора «Трояновский и Андерсен».
– Сергей Игнатьевич Трояновский один из лучших адвокатов России, и вы отказываетесь от его услуг? Вряд ли кто в нашем корпусе решится перебегать дорогу такому мэтру. И особенно я.
– Мне рекомендовали вас как смелого человека.
Услышав это, Пластов с иронией подумал: «Милый господин, попали бы вы в мою шкуру». Глебов взял сигару, прикурил, сделал затяжку; после этого некоторое время сумрачно разглядывал корешки книг за спиной Пластова.
– Арсений Дмитриевич, до воскресенья я был богатым человеком, у меня было интересное дело, которое я любил и в котором прекрасно разбирался. Отличные сотрудники, а главное – завод. Созданный собственными руками электромеханический завод. Я ведь не только заводчик, я инженер. Теперь же… Во-первых, пропало все – и дело, и завод. Во-вторых, у страхового общества «Россия» есть серьезные сомнения: был ли этот пожар действительно ненамеренным.
