– А где сейчас старый сторож… Ермилов, по-моему? – Так как Глебов замешкался, Пластов пояснил: – Я имею в виду, нашел ли он другую работу?
– Думаю, нашел. Это был человек толковый и дельный. Сейчас я уже жалею, что выгнал его.
– Но где он и что с ним, вы не знаете?
– Нет. Сами понимаете, мне сейчас не до этого.
– Кто мог бы указать мне его адрес?
– Думаю. Думаю, это знает Гервер, директор-распорядитель.
– Хорошо. О своем решении я вас уведомлю.
Вернувшись в кабинет, Пластов быстро записал в блокнот: «На сегодня: Гервер, Ступак, Субботин, Вологдин». Помедлил – и добавил: «Бывш. сторож, Тиргин».
Спустившись во двор с черного хода, Пластов заглянул в дворницкую. К здешнему дворнику он обращался не раз, по поручению Пластова тот ходил и в университет.
– Михеич, выручи, братец? Вот тебе пятиалтынный, сходи-ка в университет? Ты ведь комнату пятикурсников знаешь? Там ночует Хржанович, попроси передать – пусть сегодня-завтра заедет ко мне.
После этого Пластов поехал к Московской заставе. Пока мимо ползли дома Литейного и Владимирского проспектов, а потом Загородного и Забалканского, внимательно просмотрел рекламный проспект завода «Н. Н. Глебов и Ко». Четыреста рабочих, средняя стоимость продукции триста тысяч рублей в год, традиционное производство – оборудование для силовых и осветительных станций, электромашины, небольшие генераторы; в последнее время завод стал осваивать выпуск пускорегулирующей аппаратуры. В трамвае он встал у окна на задней площадке и, проезжая место в начале Забалканского проспекта, где раньше тянулось саженей на сто предприятие Глебова, хорошо разглядел то, что осталось от бывшего электромеханического завода. Часть лежащей на земле крыши, разбросанное и покрытое копотью оборудование… Нет никакого сомнения – завода Глебова больше не существует. Трамвай шел медленно, и Пластов успел рассмотреть окружавшие заводскую территорию дома и тянувшийся слева от завода изрытый канавами и ямами, заросший кустарником пустырь. Место пожара окружало веревочное ограждение; большинство прохожих сейчас шли мимо не задерживаясь.
Трамвай остановился далеко от заводской территории, и Пластову пришлось идти пешком. Он не спеша прошел мимо пустыря, внимательно разглядывая тянущиеся вдоль бывших заводских стен рытвины, слежавшиеся глыбы, сухой выветрившийся суглинок и покрывающий его бурьян. Пустырь как пустырь, и все же Пластов подумал: если допустить, что кто-то захотел бы ночью незаметно подойти к заводу, самым удобным было бы подойти именно отсюда. Вглядевшись в непроходимые дебри кустарника, скрывающие застарелые кучи мусора, добавил: для этого надо было бы также обладать ловкостью и сноровкой.
Рабочие, разбиравшие завалы, не обратили на него никакого внимания. Они выполняли указания человека в белой инженерской тужурке. Пластов коснулся шляпы:
– Прошу прощения. Меня зовут Арсений Дмитриевич Пластов. Я хотел бы видеть кого-либо с завода Глебова. Я адвокат и, может быть, буду защищать интересы вашей фирмы.
Человек в тужурке повернулся:
– Начальник производства Федор Илларионович Ступак. Что именно вас интересует?
– Все, что вы знаете о пожаре.
– Завод сгорел быстро. В шесть утра в воскресенье мне позвонил Субботин, наш инженер. В половине седьмого я был на месте. Конечно, все уже сгорело. Оставалось только подсчитывать потери, чем я и занялся. С теми, кто успел подъехать.
– Таких было много?
– Некоторая часть рабочих, матросы.
– При чем здесь матросы?
– По просьбе Морского ведомства завод в последнее время выполнял некоторые заказы для флота.
– Если это представляет военный секрет, вы можете не говорить, но… Мне хотелось бы знать, что это были за заказы?
– Инженер Вологдин на испытательной станции модернизировал генераторы для радиостанций учебноминного отряда.
– Удалось что-то спасти?
– Все самое ценное сгорело. Остался десяток пригодных к реконструкции динамо-машин, одну из них я и пытаюсь вытащить. Морякам повезло еще меньше – они обнаружили лишь три генератора с более или менее сохранившейся обмоткой. Извините, я спешу.
– Ради бога, еще минуту. Чем вы можете объяснить возникновение пожара?
– Думаю, могло произойти самовозгорание. Погода стояла сухая. Сторож свою вину категорически отрицает, да и поджог завода не имел для него никакого смысла.
– Как будто он работал на заводе недавно?
– Около недели.
– Как я слышал, старого сторожа директор уволил без всяких причин?
– Не знаю, но могу заверить – вряд ли, Глебов отнюдь не сумасброд. Впрочем, о причинах спросите лучше Гервера, директора-распорядителя.
– Глебов сказал мне, что Гервер может указать и адрес бывшего сторожа?
– Видите дом за пустошью? Не знаю, как сейчас, но раньше сторож жил там. Попробуйте спросить Ермиловых, дворник наверняка знает.
– Спасибо. Последний вопрос: кому принадлежит этот участок земли? Пустующий.
– Городским властям. Знаю, Николай Николаевич мечтал начать строительство нового цеха, и несколько раз заходил разговор о приобретении участка. Но каждый раз выяснялось, что сделать это по каким-то соображениям городского начальства не так просто. – Ступак развел руками. – Извините, меня ждут рабочие.
Спустившись в подвал указанного Ступаком дома, Пластов долго стучал в покрытую застарелой коричневой краской дверь. Увидев в открывшейся двери небритое опухшее лицо, спросил:
– Вы дворник?
– Барин, извини… Горе у меня… – Дворник всхлипнул. – За что, главное? Всю голову – вдрызг. Ведь собака, она как человек. А, барин? Разве ж можно? Она ж чувствует. А ей всю голову – вдрызг. Извини уж, барин. Нету теперь Шарика. Нет. Нет сторожа нашего.
Пластов попытался понять хоть что-то в этом бессвязном объяснении. Убили собаку. Сам по себе факт малопримечательный, но все же – этот дом стоит у пустыря, заводская стена рядом. Впрочем, вряд ли в таком состоянии дворник сможет что-то объяснить.
– Когда убили твою собаку?
– Шарика-то? – Дворник не понимал, что кто-то может всерьез этим интересоваться. – Моего-то? Да уж четвертый день, барин, четвертый пошел… В субботу, значит…
– В субботу, говоришь? Как раз когда пожар был?
– Д-да, барин. На воскресенье, в ночь. П-пойду, извини.
– Подожди. Где живут Ермиловы?
– Ермиловы – на третьем этаже, восьмая квартира. – Икнув на прощанье, дворник захлопнул дверь.
Решив про себя, что с дворником надо будет поговорить, когда он протрезвеет, Пластов поднялся на третий этаж и позвонил в восьмую квартиру. Открывшая дверь женщина средних лет прищурилась, недоверчиво разглядывая его.
