Никита, резко затормозив, остановился – слишком велико стало желание наехать на столб, а это ненормальность. Душа, конечно, отлетит, как он того внезапно захотел, но вдруг потом захочет обратно, а будет поздно? Он курил, развалившись в кресле и приоткрыв дверцу. Снаружи ни ветерка, дым заползал в салон, отчего щипало глаза.
Успокоиться надо, и желание умереть пройдет. Как он сейчас понимал Леву! Отчаяние и безнадежность подчинили парня, съели его. И едва не унесли к Леве Никиту. Это временное явление, но отчаяние, оказывается, способно взять верх над человеком. Иногда полезно для сохранности собственной жизни, которая наверняка пригодится еще кому-то, не только иметь склонности к риску, как сейчас бросился в крайность Никита, но и просто стать немножко человеком, а не исчадием ада с оружием в руках. Хотя немножко стать, наверное, невозможно, либо ты есть человек, либо ты тупое жвачное, которому нужно не столь уж много. Адскую силу почувствовал в себе Никита, это и есть неограниченная свобода в ограниченном пространстве – по словам Нины Александровны, оттого он промахивается. А человеком руководят не сиюминутные эмоции…
Звонок. Опять Эдуард Дмитриевич? Надоел, честное слово. Никита взял трубку, посмотрел на дисплей и резко выпрямился. Номер не определен. Никита ждал этого звонка, звонить в полчетвертого может только…
Глава 21
Никита оставил машину на стоянке у магазина, дошел до двора Инны и позвонил Аркаше:
– Где она?
– Не волнуйся, Инна далеко от дома, на противоположный конец города приехала.
– Проследи, куда она намылилась.
– А я что делаю? – возмутился Аркаша. – Тут такая клоака…
Октябрина Пахомовна едва не запрыгала от радости, с порога зачастила:
– Ах, какое невезение, Инночка вышла. Как она меня ругала за нашу с вами вечеринку, а мне, признаться, давно не было так хорошо. Вы подождете Инночку?
– Собственно, я к вам, Октябрина Пахомовна.
– Ко мне? Вы меня смущаете. Неужели вам интересна старуха, которая безнадежно отстала от жизни, к тому же страдает склерозом? Ну, располагайтесь как дома. Чай будете пить?
– В другой раз.
Тяжело опустившись на диван и поставив трость между колен, она с умилением уставилась на Никиту, ожидая, когда он скажет, с чем пожаловал к ней, а не к внучке. Момент тяжелый для Никиты, ведь от него зависело, выйдет ситуация из-под контроля или прояснится. Он раздумывал, не рано ли пришел к бабуле, не навредит ли? С другой стороны, это Инна уверяла, будто является сестрой Лолы, а вдруг дело обстоит иначе? Чем он рискует? Инна сбежит, например. В этом случае Никита задерет нос кверху и потребует от Лолы обещанный гонорар, так как задание будет считаться выполненным.
– Я был с Инной в кафе, – начал он штурм бабули. – А город наш небольшой, мои знакомые видели нас и подумали, что со мной была… Лола Голдина. Вы знаете ее?
– Нет, – испуганно сказала Октябрина Пахомовна, ее подбородок с обвислыми щеками мелко задрожал.
– А меня поразило сходство, я ведь ездил посмотреть на Лолу. Как две капли! Такое сходство не бывает случайным. Откуда оно?
– Господу задайте свой вопрос, – неожиданно ощерилась добрейшая и милейшая бабуля. – Вы пришли меня уличать?
– А есть в чем уличить вас?
– Я стара, мне уже все равно.
– Значит, есть, – улыбнулся Никита, давая понять бабуле, что раскусил ее. – Понимаете, Октябрина Пахомовна, я не хочу, чтоб меня обманывали, а в этой схожести чувствую некий обман, подделку…
– Вот еще выдумали! – заерзала бабка.
– Мне стало не по себе, когда я увидел Лолу, такое ощущение, что Инна и Лола одно лицо, зачем-то водят меня за нос.
– Вас никто не водит за нос! Хорошо, я расскажу. Тридцать два года назад мы с дочерью были в деревне, ее бросил муж, она переехала к тетке, а я их навещала. Однажды ночью, под утро, около нашего дома случилась авария. В машине мы нашли беременную женщину без сознания, а на месте водителя мужчину, он погиб. Женщину мы перенесли в дом, а она начала рожать. То приходила в себя, то теряла сознание. Кинулись к фельдшеру, а тот пьян, не добудились. Женщина родила двух девочек, одну я спрятала и постаралась утром переправить роженицу в город. А вторую девочку отдала дочери, которая никак не могла родить, беременела и скидывала, что послужило поводом к разрыву с мужем. Когда она поехала к нему с девочкой, врачи не сомневались, что это ее ребенок, муж тоже. Он принял ее, а потом… снова бросил, но через три года. Может быть, Лола, о которой вы говорите, и есть родная сестра Инны, я не знаю.
Про себя Никита скептически отнесся к сопливой истории, то ли он где-то слышал нечто подобное, то ли видел в кино, то ли читал – не мог припомнить. Но одно несомненно: душещипательный рассказ со слезой в голосе отчего-то не тронул его черствую душу и каменное сердце, мало того, он испытывал необъяснимое неудобство во время исповеди.
– А Инна знает, что она вам не родная? – спросил он.
– Да, – с патетической интонацией ответила Октябрина Пахомовна. – Я одной ногой стою в могиле, не хочу уносить с собой тайну, поэтому повинилась перед ней, она простила, потому что любит меня.
Как тут не представить картину: бабуля стоит на коленях перед Инной, та ее обнимает за плечи, и обе рыдают. Классно. Но маловато жизни в этой сцене, жизнь не так слащава, как иногда хотелось бы. Однако Никите оставалось лишь принять сладенький рассказ, достойный пера сценариста, он с большим чувством (в тон бабуле), не фальшивя (на словах), сказал:
– Удивительная история, я потрясен. Не бойтесь, Октябрина Пахомовна, ваш рассказ не выйдет за пределы этой комнаты, обещаю. – А бабка ведь не просила его хранить молчание. – Инне я тоже ничего не скажу, она же может обидеться на меня, а мне не хочется с ней ссориться.
Хитрый тактический ход. Если попросить бабулю не говорить Инне о его странном интересе – обязательно доложит, а так есть слабенькая надежда, что она оставит их диалог в секрете. К радости Никиты, Октябрина Пахомовна одобрила его намерения:
– Правильно, не стоит с ней на эту тему говорить, все это так болезненно для нее. Я ведь лишила девочку семьи, поэтому со своей стороны тоже умолчу, это будет наша с вами маленькая тайна.
– Я ваш должник.
– У вас с Инной серьезно?
– У меня очень серьезно, – не солгал Никита. Куда уж серьезнее – изобличить преступницу. – А как Инна ко мне относится, я пока не выяснял.
– Прекрасно относится, – искренне заверила Октябрина Пахомовна. Между прочим, сейчас искренности он уловил больше, чем в рассказе о разлученных близнецах. Наверное, он действительно очерствел, стал бездушным и не в меру подозрительным.
Алиса встретила его возгласом в коридоре:
– Она звонила!
Никита жутко устал и мечтал об ужине, который, надеялся, приготовит Лиса, если у нее еще осталась совесть. А потом – «на коврик», сегодня он не в состоянии приставать к ней. Вешая пиджак в прихожей, Никита вяло поинтересовался:
