17 марта, перед обедней, кошевой атаман Иран Серко посылал священника с одиннадцатью куренными атаманами осмотреть на самозванце его природные знаки. Посланные не нашли на нем ни подобия царского венца, ни двуглавого орла, ни месяца со звездой, как показывал челядник Василия Многогрешного Лучка, а нашли лишь на груди его, от одного до другого плеча, восемь, подобно лишаям, белых и широких пятен. По поводу этих пятен самозванец сказал, будто об них ведает государыня царица да мама Марья и что теперь, кроме стряпчего Севастьянова, его никто не узнает, да и он, кроме Севастьянова, никому не поверит, так же как писать будет только к царскому величеству. С этих пор и кошевой Серко, и казаки еще больше уверовали в истинное происхождение царевича.
Того же дня кошевой атаман Иван Серко, призвав к себе царских послов, в присутствии куренных атаманов, сказал им: «Решили мы сообща отпустить вас к царскому величеству, а с вами отправить своих посланцев, не веря ни тому, что в грамоте к нам написано, ни тому, что вы нам о царевиче говорили; в листе своем мы отпишем все слова царевича, да и он сам отпишет его царскому величеству и гетману Самойловичу. Послов же своих главным образом посылаем для того, чтобы они, слышав из самых уст государских царское слово о царевиче, приехав на Кош, нам о том объявили, и тогда у нас свой разум будет».
18 марта кошевой атаман Серко и все поспольство, собравшись на раду, читали свои листы и лист царевича, написанные к царскому величеству и к гетману; московские послы не были приглашены на раду. После чтения писем запорожцы выбрали, в качестве посланцев к царю, Процика Золотаря, Трофима Троцкого да писаря Перепелицу, а после выбора собственных посланцев казаки призвали царских послов в курень кошевого атамана и там вычитали им свои листы; в тех листах прописано было все то, что царские послы слышали о царевиче на раде; одно только в листах показано было иначе – царевичу написано было 16 лет, а по осмотру послов ему больше 20 лет. После этого Чадуев, Щеголев и Черняченко того же дня были отпущены из Сечи.
Отъехав три версты от Сечи, царские послы должны были некоторое время ожидать запорожских посланцев, задержанных кошевым и царевичем в Сечи. Догнав царских послов, запорожские посланцы объявили им, что с ними имеются только войсковые листы, а листа царевича при них нет, потому что царевич изорвал его за то, что кошевой и поспольство не позволили ему, царевичу, ни свидеться с царскими послами, ни проводить их. Послы не поверили тому, чтобы лист царевича был изорван; напротив того, они убедились, что посланцы таят его для того, чтобы им самим, когда они будут у государевой руки, подать лично царскому величеству тот лист, иначе бояре того листа царевича до государя не допустят. Также сомневались царские послы и относительно того, те ли взяли с собой запорожские посланцы листы, которые читаны были на раде, так как казацкие посланцы после отъезда царских послов долго оставались в Сечи. Тут же, догнав царских послов, запорожские посланцы говорили им, что когда они выехали из Сечи, то царевичу поданы были три оседланные лошади с парой пистолетов при каждой, и царевич просился провожать Чадуева и Щеголева с тем, чтобы побить их, но кошевой Серко не допустил его до того
[732]. К этому запорожские посланцы добавили, что когда Чадуев и Щеголев приехали в Сечь, то к царевичу был приставлен крепкий караул, а до приезда их он ездил по полям свободно один.
Оставив Сечь, Чадуев и Щеголев прибыли в Кобыляки, а из Кобыляк, 4 апреля, добрались в город Переяслав, к гетману Ивану Самойловичу. В этом городе запорожские посланцы остановились кормить лошадей; тут к ним приехало из Сечи и из городов еще 34 человека казаков, которые хотели ехать к царю. В Переяславе гетман Иван Самойлович и боярин Григорий Ромодановский с товарищами говорили царским послам, чтобы они доложили государю, а государь бы указать изволил, кого прислать на Украину, чтобы дома и животы Серко отписать на великого государя, а жену его и зятей в крепости держать, потому что жена, зятья и дома Серко в его боярском полку. Зятей Серко боярин велел взять в Переяслав к себе, а дома и животы Серко и зятьев его он велит отписать на государя; но посадить в крепость ни жены, ни зятьев без указа великого государя не смеет, чтобы избежать клеветы со стороны Серко, как это было в прошлую измену, когда Серко клепал на боярина за многие животы свои. Гетман и боярин также просили доложить государю о присылке царского указа гетману Самойловичу, чтобы не пропускать никого в Запорожье ни с хлебом, ни с харчами, ни с каким другим делом изо всех городов и от людей всяких чинов, чего без царского указа сам гетман не смеет сделать. Гетман хотел послать с предупреждением о том своего хорунжего в крепость Переволочну, где переезжают с левого берега Днепра на правый, то есть с Украины на Запорожье, до прибытия царского указа. А о самозванце он думает, что достать его из Запорожья никак нельзя, потому что запорожцы уверовали в него, точно мусульмане в своего Магомета. Относительно же тех казаков, которые пристали, не будучи посланы из Запорожья, к царским послам, гетман сказал, что хоть их сто человек, то он их всех пропустит к царю; а когда они будут в Москве, то пусть государь изволит приказать отпустить из них на Запорожье двух или трех человек, а остальных велит задержать и на Запорожье в своей царской грамоте отписать: если казаки того самозванца не выдадут, то он всех оставленных в Москве их товарищей предаст злой смерти.
От гетмана царские послы уехали 6 апреля и в том же месяце прибыли в Москву. В Москве они подробно доложили обо всем, что видели и что слышали на Запорожье, и в заключение сказали, что, будучи в Сечи, они жили «купя свет»: старшине и казакам, которые к ним приходили и смертью угрожали, давали по одному, по два и по три ефимка; а заняли те ефимки у гетмана Ивана Самойловича, будто бы на покупку лошадей, по двадцати рублей, и все те деньги раздали, чем освободились от беды. А ту пищаль, из которой Василий Чадуев хотел застрелить самозванца, взял себе Серко; ценою ж она была восемь рублей
[733].
Оставшись после отъезда царских послов в Запорожской Сечи, «царевич» стал просить Серко, чтобы он дал ему 100 или 200 человек казаков, с которыми он мог бы съехать на остров Чертомлык и оттуда написать на Дон к простой черни, дабы чернь вырубила старшину и преклонилась ему, царевичу: «А как та чернь преклонится, тогда я, собравши по городам людей, могу идти к Москве». На это Серко ему сказал: «К чему тебе собирать войско? Если хочешь ехать к Москве, то я отпущу тебя с провожатыми». – «Нельзя мне ехать с одними провожатыми в Москву, – бояре убьют меня». После этого разговора Серко стал особенно беречь «царевича», чтобы он куда-нибудь не уехал из Сечи
[734].
Глава 21
Посольство Серко к Дорошенко и Самойловичу с предложением действовать сообща против врагов Христовой веры. Заключение гетманом Самойловичем посланцев Серко Яремы Кваши и Грицька Оглобли в тюрьму. Письма Серко к брату гетмана, священнику Тимофею Самойловичу и боярину Григорию Ромодановскому по этому поводу. Прибытие запорожских посланцев в Москву по делу о самозванце. Грамота царя Серко о выдаче самозванца. Отправка самозванца в Москву, казнь его и пожалование царем Серко. Дело об Иване Мазепе. Исповедь Мазепы в Москве и показания его о Серко и Дорошенко. Новая гроза для Украины от нашествия турок и татар. Движения Серко за Буг и Заднепровскую Украину. Вторжение турок в Подолию и взятие ими Лодыжина и Умани. Походы крымского хана в Левобережную Украину. Возвращение Серко в Сечь
