Получив царскую грамоту, Серко немедленно известил боярина Григория Григорьевича Ромодановского о том, что человека, называющего себя сыном царя и великого князя, он отправляет, скованного железами, вместе с его шестью товарищами, в Москву, а вместе с тем шлет его царскому пресветлому величеству нижайший лист. В этом листе написано было следующее: «Человека, который именуется вашего величества сыном, мы за крепким караулом держали, честь не ему самому, а вашему царскому пресветлому величеству свету, нашему дыханию отдавали, потому что вашим прирождением именуется; теперь, как верный слуга, отсылаю его к вашему величеству, желая свое обещание исполнить и верно до последних дней живота служить; с Дорошенком ссылался я, желая привести его на службу к вашему царскому величеству; смилуйся, великий государь, пожалуй нас всякими запасами довольными, как на Дону. Мы просили у гетмана Ивана Самойловича перевоза, Переволочной, но он не дал; просили же мы не для собирания пожитков, как иные выпрашивают, а на защиту веры христианской. Все поборы, которые с христиан на Украине берут, вашему величеству не доносят, а нам и одного перевоза не дают».
Привезенный из Запорожья в Москву самозванец дал три показания и в первом из них объявил, что всех больше его принуждал принять «страшное» имя царевича кошевой атаман Иван Серко, который хотел, собравшись, идти на Московское государство и побить бояр. В остальных двух показаниях о Серко он ни слова не сказал, а заявил, что воровству тому научил его Иван Миюсский, родом хохлач. О себе же самозванец сказал, что он подданный князя Дмитрия Вишневецкого, сын варшавского мещанина, перешедшего в Варшаву из Лохвицы
[741]; отца его звали Иваном Андреевым Воробьевым, а его самого – Семеном Ивановым. Концом всей истории Лжесимеона-царевича была казнь его в Москве, 17 сентября 1674 года, на Красной площади в присутствии бояр и народа.
Как понимать поведение Серко в отношении самозванца Лжесимеона? Трудно допустить, чтобы Серко, человек опытный, дальновидный и проницательный, верил в подлинность происхождения лица, называвшего себя сыном царя Алексея Михайловича, и в искренность сплетенной им басни о бегстве из Москвы и скитальчестве по России. Скорее всего, надо думать, что Серко разыграл в этом случае роль человека, убежденного в истинности царственного происхождения Лжесимеона, – такая роль полезна была ему для того, чтобы держать Москву в своих руках и тем сохранять политическую независимость Запорожья от нее; может быть, к этому присоединилась и месть за ссылку в Сибирь, в чем Серко и проговорился во хмелю и о чем он никогда не мог забыть до последних дней своей жизни. Так или иначе, но свою роль Серко разыграл настолько искусно, что заставил верить в царевича и всю массу запорожского войска. Вера эта сказывалась в том, что все запорожцы, до единого, готовы были идти за царевича и в огонь и в воду, ни за что не хотели отдать его письма боярам, а решили отвезти его прямо к царю и, наконец, нигде, ни в официальном, ни в частном разговоре, не называли его ни беглецом, ни самозванцем; даже зложелатели Серко и тайные сторонники Москвы не высказывали в этом отношении своих сомнений о личности царевича и принятой в отношении его роли Серко.
Как бы то ни было, но Москва и на этот раз должна была «пробачить» вины запорожцев, как «пробачила» она раньше убийство московского посла Лодыженского: царь после казни Лжесимеона пожаловал кошевому атаману Ивану Дмитриевичу Серко два сорока соболей, ценой по 50 рублей каждый сорок, да две пары по 7 рублей пара
[742]. Серко, получив царский подарок, писал царю челобитную с просьбой дать ему на жительство, вместе с женой и детьми, городок Келеберду, у левого берега Днепра, близ Переволочны: «Устарел я на воинских службах, а нигде вольного житья с женой и детьми не имею, милости получить ни от кого не желаю, только у царского величества: пожаловал бы великий государь, велел бы дать в Полтавском полку под Днепром городок Келеберду». Царь внял просьбе Серко, даровал ему городок Келеберду, а всему войску запорожскому – перевоз Переволочну, но в это дело вмешался злейший враг и зложелатель Серко, гетман Самойлович, и Серко остался без Келеберды, а войско – без Переволочны.
В то время, когда дело о Лжесимеоне-царевиче приходило к концу, в это самое время
[743] началось дело у Серко с Мазепой: казаки Алексей Борода, Яков и Василий Темниченко донесли гетману Ивану Самойловичу, что, выйдя из Сечи со своим атаманом Иваном Серко, 11 июня, для объявления своей верной к царскому величеству службы и для получения милости пресветлого величества, недалеко от реки, в степи, возле речки Ингула, захватили в плен посланца Дорошенко, Ивана Мазепу.
Все это дело, насколько можно составить о нем представление по современным актам и рассказам малороссийских летописцев, произошло следующим образом.
25 мая 1674 года в город Чигирин, столицу правобережного гетмана Петра Дорошенко, приехал, по царскому повелению, от белогородского воеводы князя Григория Ромодановского стрелецкий сотник Терпигорев, чтобы склонить Дорошенко к подданству русскому царю и убедить его ехать в город Переяслав для присяги на верность великому государю. Приняв посланца, Дорошенко отказался от этого предложения, говоря, что хотя он прежде и хотел быть в подданстве у царского величества, но теперь этого сделать не может, потому что он – подданный турецкого султана. Дав такой ответ посланцу, гетман Дорошенко с тем вместе приказал брату своему Андрею Дорошенко, взяв часть казацких полков и присоединив к ним четыре тысячи находившихся при гетмане татар, идти к Черкассам и другим городам против московских воевод. Андрей Дорошенко не замедлил исполнить приказание брата. Успех оружия был сперва на стороне Андрея Дорошенко, но потом, когда князь Ромодановский и гетман Самойлович выслали против него пять казацких полков, Андрей Дорошенко был разбит (9 июня у речки Ташлыка) и, раненный, ушел назад. Тогда Петр Дорошенко, желая возможно скорее получить помощь от турецкого султана и крымского хана, а также наперед задобрить их, послал им в дар 15 человек, забитых в колодки, невольников, казаков Левобережной Украины
[744]. Команду над колодниками гетман вручил ротмистру своей народной хоругви Ивану Мазепе, приказав ему идти степью подальше от Днепра, через Ингул и Буг, до Очакова, а оттуда через Днепр в Крым. Взяв колодников, кроме того 9 человек татар (вероятно, в качестве охранителей), письма гетмана к хану и визирю, Мазепа направился сообразно указанному маршруту. Но тут, на речке Ингуле, на него напал запорожский чамбул, некоторых татар изрубил, некоторых заставил броситься в реку, колодников освободил, самого Мазепу взял в плен и доставил его своему кошевому Ивану Серко вместе с листами Дорошенко к визирю и хану. По этому поводу в Сечи собралась рада; на раде прочитаны были письма Дорошенко; узнав из этих писем и из слов невольников, куда и зачем ехал Мазепа, запорожцы до того были возмущены, что решили тут же растерзать его. Но за Мазепу вступились Серко и старые казацкие атаманы: «Панове братья, просим вас, не убивайте этого человека, может, он нам и отчизне нашей вперед пригодится!» Запорожцы послушались, и Мазепа был спасен
[745]. Тогда Серко забил Мазепу в кандалы, а все листы Дорошенко отослал «для ведома» к Ивану Самойловичу для передачи их в Москву.
