Отправив грамоту запорожским казакам, цари вслед за тем велели отправить гетману копию с грамоты о мирном договоре России с Турцией. Гетман Иван Самойлович, извещая царей Иоанна и Петра Алексеевичей о получении им копии с монаршей грамоты, «дерзновенно» доносил своим листом (20 июля), что ему кажется «досадительной и вредительной» та из статей, которая касается Запорожья: «Не выговорено, чтобы войско запорожское, сообразно своим древним вольностям, имело права ходить по реке Днепру, вниз, и по полевым речкам для рыбной и звериной ловли и для добывания соли, что султан турецкий запрещает, а визирь говорит, будто бывшие в Крыму от пресветлого монаршего престола послы, чиня с ханом мирные договоры, относительно Запорожья не договаривались, и в записи своей, на мирные договоры учиненной, между иными статьями написали не рядом, а на конце, после всего дела, чего они, султан и визирь, во внимание не принимают». Но кроме этой статьи «досадительными статьями» казались гетману и некоторые другие, как то: об обязательстве русского царя не строить и не подчинивать на той (левой) стороне Днепра городов и крепостей; о дозволении туркам заводить между Бугом и Днепром «людские и владельческие селения» и о беспрепятственном переходе людям с русского на крымский берег Днепра
[919].
10 ноября кошевой атаман Григорий Иванович Еремеев извещал гетмана Ивана Самойловича о приходе к казакам и поселении на Запорожье четырех человек волохов с их имуществом, пришедших «с межи бусурманов» в Запорожье.
В ответ на это извещение гетман Самойлович отправил в Сечь, 1 декабря 1682 года, с целью так или иначе добыть у запорожцев «польскую инструкцию». В этом письме Самойлович прежде всего упрекал запорожцев в том, что они, несмотря на много раз высказанные им просьбы, не присылают ему «прелестной инструкции», которая доставлена им через Ворону из Польши; затем поставлял им на вид то, что раньше этого, за жизнь Ивана Серко, все, самые секретнейшие, письма, отовсюду шедшие на Кош, никогда не скрывались перед гетманом; далее доказывал, что между «одностайным запорожским войском» нужно и в городах и на Низу всегда иметь единомыслие, ничего ни перед гетманом, ни перед государем не таить; наконец, напоминал о присяге, данной войском, верно, до кончины своей, служить всероссийским великим государям и ничего пред ними не утаивать, да и можно ли что скрывать перед государем? Как перед Богом, так и перед монархом поступков не утаивают. «Итак, именем Бога убеждаем вас поступать разумно и верить, чтоб вам, добрым молодцам, и на будущее время было хорошо; не нарушайте вашей прежней верности и не теряйте тем издавна, от предков, добытой вами и славы, и чести… Да о чем сами-то поляки хлопочут, искушая вас своими письмами? Конечно, о том, чтобы мы заколотились между собой, а они, глядя на наше падение, радовались бы тому и тешились. Сами вы, добрые молодцы, старые товарищи, знаете польскую ласку и расположение, как, еще в недавнее время, поляки всякими способами губили и истребляли нашу братию, казаков на Украине, и как теперь в их польской державе православная вера наша, за которую от века запорожское войско убивается, унижена». Заканчивая свое письмо, гетман Самойлович извещал запорожцев о том, что к нему прибыл из Сечи посланец Опанас Губа с товарищами, привезший с собой бежавших из басурманской земли волохов, но не привезший лядской инструкции, которую гетман так хотел получить от запорожцев: хотя все волохи в своих поступках – люди непостоянные и ожидать от них никакого проку нельзя, однако, так как они «заневоленные» христиане и бегут до христианской веры, то гетман должен оказать им должное внимание. Напоминая запорожцам снова о присылке польской инструкции, гетман сообщал, что ему прислано от царского величества 50 половинок сукна, и волен он, гетман, отправить или не отправить то сукно запорожскому войску, и когда войско пришлет значного казака с польской инструкцией, то тогда получит и царский подарок
[920].
На все изложенные гетманом требования кошевой Григорий Иванович отвечал ему тем, что прислать листы и инструкции он, без согласия всего войска, не может.
Вслед за тем гетман стал получать известие за известием о грабежах и разбоях, чинимых толпами своевольных запорожцев над проезжавшими через их степи купцами, о чем доносили ему переволочанский дозорный Иванович и полтавский полковник Павел Семенов. Так, в это время запорожские казаки Иваника и Лихопой, проживавшие «по ласке» самого гетмана Самойловича в зимнее время «на станции» в Полтавском полку, услыхав о проходящих из Сечи на Украину богатых купцах, трех татарах и двух армянах, прибрали к себе ватагу из своевольных казаков всякой «збродни» на 20 конях и сделали «засежку» на купцов в 20 милях от Сечи, в урочище Ковтобах. Когда купцы поравнялись с местом засады Иваники и Лихопоя, то последние объявили им, что кошевой атаман требует их возвращения назад, в Сечь. И когда купцы отошли немного назад, то ватага бросилась на них, взяла у них три арбы с добром, а их самих побила и потопила в Ковтобах. Другие из таких же своевольников, пешие, делали нападения на людей, проезжавших по трактовым шляхам, и однажды наскочили на одного украинского торговца, родом из Кобеляк, ехавшего из Сечи с рыбой. Они забрали у него рыбу и ковш, а когда он, заплакав от горя, стал их корить и грозить им казнью, то они отвечали, что казни никакой не боятся, и пошли себе прочь от шляха. Из таких «збродников», кроме названных, известны были еще Гусачок и Куличок.
Последнего еще раньше того времени поймал, с двумя конями, на Украине полтавский полковник, коней у него отобрал, а самого его велел было послать в Батурин, но он, имея других «зайвых» коней, ушел в Сечь к запорожцам, а запорожцы, как бы ничего не зная о действиях Куличка, стали писать письма к полтавскому полковнику с требованием вернуть взятых им коней
[921].
Отказывая гетману в присылке польских писем, запорожцы в то же время не переставали просить царей о собственном жалованье: в конце июля 1683 года из Запорожья в Москву отправлены были с этой целью кошевым атаманом Григорием Ивановичем посланцы Трофим Волошанин и Юрий Андреевич с товарищами; кроме жалованья, посланцы просили и о том, чтобы цари отправили требовательную грамоту турецкому султану о дозволении запорожцам свободно ходить в турецкие и татарские городки для добычи рыбы и соли. На эту просьбу из Москвы ответили запорожцам грамотой, 7 августа, в которой обещалось исполнить просьбу казаков, но вместе с тем требовалось, чтобы казаки непременно прислали «прелестную инструкцию польского короля»
[922].
Но запорожцы по-прежнему оставались непреклонны: 31 января 1684 года гетман жаловался на их непостоянство, all марта он извещал государей Иоанна и Петра о разбитии запорожцами татарского гонца: «Хан жалуется на разбойников запорожцев, что они его ханского гонца, от султана турского возвращающегося, разбили и животы при нем будучие разграбили и самого его в полон взяли». Хан просил наказать «разбойников запорожцев» и возвратить пограбленное ими добро, в противном случае грозил набегом на Украину
[923]. Великим постом того же года гетман имел новую неприятность от запорожцев: в это время он отправил за реку Самару, левый приток Днепра, несколько сот человек великороссийских ратников и казаков Гадячского полка с приказанием выжечь, ввиду безопасности от татар, всю степь по левую сторону реки. На посланных гетманом людей наткнулся запорожский разъезд и сильно напугал их. Тогда гетман, узнав о происшедшем, послал к запорожцам через гадячского полковника Вечорку свой лист. Запорожцы, прочитав тот лист и узнав в то же время о царском указе, касавшемся построения вдоль Днепра от Самары крепостей, пришли к заключению о том, что русские имеют намерение оттеснить низовое войско от Днепра и его лугов, и написали гетману просительное письмо, в котором объясняли столкновение своих конных разъездных с людьми гетмана простым недоразумением, царское приказание о построении самарских крепостей – нарушением староказацких прав и привилегий, и в заключение письма просили гетмана забыть всю прежнюю вражду и ненависть к ним и не допустить до падения Украину и Запорожье
[924]. Просьба запорожцев оставлена была, однако, без последствий, и вражда их на гетмана через то усилилась.
