Разница в настроении между простой массой и властным сословием Украины сказалась тот же час после смерти Богдана Хмельницкого при его слабоумном сыне Юрии Хмельницком и особенно при Иване Виговском, взятом Богданом Хмельницким в плен при Желтых Водах, служившем при нем в качестве генерального войскового писаря и состоявшем, после кончины его, опекуном Юрия Хмельницкого
[326].
Отправив Юрия Хмельницкого для обучения в Киевскую духовную академию и исполняя роль опекуна, а вместе с этим неся обязанности гетмана, Виговский, как человек хитрый и честолюбивый («образом и вещию лях»), наконец перешел от роли опекуна к роли фактического обладателя гетманской булавы. В 1657 году, 26 августа
[327], на собранной в Чигирине раде, он был выбран, вопреки протесту большинства городового значного казачества, гетманом Украины. На раде отсутствовали многие из полковников, масса простых казаков и черни, что придавало этой раде вид незаконного действия. Самое место, где она произошла, – Чигирин – считалось также неузаконенным местом для избрания гетмана: Богдан Хмельницкий был выбран в Сечи, и там должны были быть избираемы его преемники
[328]. Оттого, как бы чувствуя свою виновность перед Запорожьем, новый гетман уже через 22 дня после своего избрания отправил письмо в Запорожье, на имя кошевого атамана Павла Гомона, и в нем известил о своем избрании в гетманы Украины. Высказывая сожаление о потере Хмельницкого и о смутном времени, наставшем после его смерти, Виговский сообщал, что вся старшина и чернь войска малороссийского единодушно избрали его гетманом Украины; но он хотя и принял это избрание, однако, без воли и концесса братии, всего низового запорожского войска, на том гетманском уряде утвердиться не желает. «Так как вы, войско низовое запорожское, корень и утверждение чести и вечно памятной славы для всех городовых украинско-малороссийских войск, то пусть первенствует ваша власть и при избрании и постановлении гетмана. Вольно вам, братии нашей, отставить меня от того уряда и утвердить, по своему усмотрению, другого. И как мой предшественник, славной памяти, Богдан Хмельницкий, все чинил с ведома и совета вас, нашей братии, всего войска низового запорожского, так и я, если останусь на своем уряде, тем же путем моего предшественника, не переча чести и силе вашей, все буду делать согласно воле вашей». В заключение письма Виговский извещал запорожцев, что он посылает им 3000 битых талеров – одну тысячу из собственной шкатулки, а две тысячи от завещания Хмельницкого на помин души его в сечевой церкви для «целорочного сорокоустного моления»
[329].
Получив и выслушав на раде лист Виговского, запорожцы, уже раньше получившие известие о том, что новый гетман склонен к полякам и сношается с польским королем, ответили ему собственным письмом следующего содержания:
«Два уведомления, скорбное и радостное, в письме вашем панском, присланном до нас, войска низового запорожского, чрез нарочных посланцев, мы получили. Из этих уведомлений первое особенно наполнило наши сердца печалью и отяготило нас, потому что чрез неухранную смерть, определением Бога вышнего, владеющего человеческой жизнью, мы лишились своего гетмана, доброго вождя и счастливого от неприятелей защитника нашего отечества, пана Богдана Хмельницкого, которому за многие в здешней земной жизни подвиги и труды пусть подаст Господь Бог на лоне Авраама вечное успокоение в райских селениях, – об этом особенно просим. Другое известие, избрание на тот уряд гетманский вашей панской милости, нас несколько увеселило и печаль нашу уменьшило, потому что осиротелая наша отчизна, получивши в вашем лице нового себе господаря, может, за вашим предводительством, найти себе надежную оборону от козней и наветов неприятельских. Однако ж избрание то и ваша элекция без воли и совета нашего, всего войска низового запорожского, только одною братией нашей, панами старшиною генеральною, полковниками и войском украинским городовым, не должна была и назначаться и совершаться; так как и небожчик Богдан Хмельницкий получил начало своего гетманства не в Чигирине, а в Кошу нашем сечевом и не от городового, а от нас, низового запорожского войска, и при нашем вспоможении, больше же всего при всесильной божественной помощи, одержал счастливые победы над неприятелем в первые годы своей войны. Но ввиду того, что ваше избрание уже совершилось, то и мы для всеобщего добра нашей отчизны малороссийской не желаем нарушать и разорять оного избрания, приписывая его премудрому усмотрению Божию; помня пословицу: «голос народа – голос Божий», согласуемся с голосом и волей народной нашей малороссийской братии, избравшей и постановившей на то гетманское достоинство вас, пана, ваша мосць. Мы находим в вашем панском письме, к нам в настоящее время писанном, такое обещание и заявление, что, оставаясь на том гетманстве, вы имеете следовать путем вашего предшественника, славной памяти, Богдана Хмельницкого, а нам, войску запорожскому, оказывать ласку свою и никаких новин и затей без воли и рады нашей войсковой, если бы то шло об общем благе или несчастий нашей отчизны, не начинать. Если вы, ваша мосць, мосце пане, будете выполнять это настоящим делом, то и от нас, всего войска низового запорожского, будете пользоваться настоящею приязнью и вниманием и во всех желаниях своих не встретите противных возражений и войсковых несогласий. Однако в ваших панских заявлениях и обещаниях мы находим некоторую странность, что, по кончине небожчика пана Хмельницкого, писали вы, ваша милость, от себя одного (как мы из несомненного известия узнали) до наияснейшей Яновой Казимировой, королеве польской, ища чрез нея ласки и ходатайства у королевского величества и желая якобы отторгнуться от высокой державы и сильного покровительства пресветлейшего и державнейшего царя Алексея Михайловича, нашего всероссийского монарха, и по-прежнему отдать до польской короны нашу малороссийскую отчизну, премногою братии нашей кровью и военным оружием отбившуюся и освободившуюся, за время предводительства покойного гетмана нашего, Богдана Хмельницкого. Если вы так именно думаете сделать, то ведайте заранее, что мы, войско низовое запорожское, в том воле вашей не будем следовать и звание изменников на славное имя навлекать не желаем. Да и сами вы, ваша мосць, мосце пане, извольте рассмотреть и хорошенько взвесить, под каким монархом можно надеяться лучшей для себя жизни, под единоверным ли православным государем, царем московским, которого еще ни в чем не оскорбили, или под иноверною, находящеюся в римской отступнической религии и заблуждении, польскою короною, нами очень раздраженною и оскорбленною, имеем определять и записывать свои термины без внимания пришлого благополучия. Товарищество наше низовое, охотницкое, бывшее на его монаршей военной службе в Литве и Инфляндии и оттуда повернувшее до Сечи, хвалится великою ласкою и любовию, выказанною им великороссиянами, какой ласки мы и впредь от них, а больше всего от добронравного и благосердного отца и добродея нашего, его царского пресветлого величества, ожидаем и несомненно получить надеемся, будучи готовы и сами за его превысокую монаршую честь и православное государство против всякого неприятеля выступать и нашего здоровья не щадить. Если же ваша милость, мосце пане, вы усмотрели что-нибудь не полезное со стороны его величества к себе и к отчизне нашей, то можете, не переставая быть верным, просить и супликовать чрез своих послов о том к его пресветлому величеству со всем войском запорожским и народом малороссийским, и мы надеемся, что его царское пресветлое величество не изволит отказать не только в великом желании вашем, но и в самом малом. А взамен этого надо, чтобы и от нас, всего войска запорожского, была защита и оборона, крепкая и издавна вожделенная, для его (царской) богохранимой православной державы от врагов креста Господня, татар и турок. Тогда уже не может тот общий христианский неприятель своими многочисленными силами, как пред сим бывало, безопасно в его царскую державу впадать и своих бусурманских хоругвей под самою столицею развевать. Все это обсудивши и рассмотревши, извольте, ваша мосць, мосце пане, согласно своему письменному обещанию, ходить путем Хмельницкого и не отменять верности к его царскому пресветлому величеству, а при помощи всесильной божественной, сообща с его монаршими силами, становиться против своих неприятелей поляков за древние ваши вольности, и иго их от нашей отчизны малороссийской навеки отсекать. А если бы иначе было, то подлинно и без того уже много пострадавшую отчизну малороссийскую, вследствие польских нападений, вы привели бы, ваша милость, мосце пане, до крайней нищеты и разорения, чего мы вовсе не желаем; а желаем при сем вашей вельможности доброго от Господа Бога здоровья и счастливого успеха в добрых и отчизне полезных ваших замыслах. Особенно благодарим при этом вашу вельможность за денежный гостинец, который вы прислали нам, по вашей ласке, объявляем и обязуемся отслужить вам за него по нашей возможности. С Сечи сентября 25, 1625 года. Павел Гомон, атаман кошовый, со всем старшим и меньшим товариществом войска его царского пресветлого величества низового запорожского»
[330].
