Видя надвигавшиеся отовсюду тучи и желая обезопасить собственную личность, гетман Иван Виговский отправил в Москву посланцев, полковников Григория Лесницкого, Прокофия Бережецкого и Ивана Богуна, с извещениями о делах Запорожья и Украины и различными мероприятиями для усмирения бунтовщиков и гультяев, заводящих смуты. Посланцы прибыли в Москву 20 апреля с инструкциями от гетмана и подверглись в Посольском приказе троекратному допросу, в первый раз от дьяка Ефима Юрьева, во второй раз от боярина Василия Борисовича Шереметева, окольничего Богдана Матвеевича Хитрово, дьяков Алмаза Иванова и Ефима Юрьева и в третий раз от боярина Василия Борисовича Шереметева с товарищами.
Посланцы прежде всего высказали желание гетмана послать в шесть малороссийских городов – Белую Церковь, Корсунь, Нежин, Полтаву, Чернигов и Миргород – царских воевод; для Малороссии после Богдана Хмельницкого, который допустил воеводу лишь в один город Киев, воеводы в шести новых городах были новым явлением. Затем посланцы предложили оставить на Украине только 60 000 человек казаков, а остальных вынести за реестр и через то с течением времени привести в спокойное настроение всю Украину.
– Вы бьете челом, чтоб великий государь изволил послать в войско запорожское комиссаров и учинить бы списковое число войска в 60 000 человек; но в инструкции, какую вы подали, о том не пишут ни гетман, ни полковники, а потому можно ли верить, что вы бьете челом от всего войска?
– Царскому величеству бьем челом о том по приказанию гетмана и всего войска запорожского.
– Коли о том деле приказали вам бить челом царскому величеству гетман и все войско запорожское, то вам бы для верности подписаться к челобитью своими руками.
По этому слову Лесницкий приказал писарю своему подписаться вместо полковника и его товарищей на челобитном листе, и допрос продолжался снова.
– Прежде сего сказывали вы дьяку Ефиму Юрьеву, что когда Иван Донец шел на Чигиринский полк, то многих людей посек, порезал и пограбил, а вчера, будучи у боярина царского величества, вы про то не сказывали?
– Как окольничий Богдан Матвеевич Хитрово с товарищами пошел из Лубен, то после него пошел из Лубен к себе и полковник Мартын Пушкарь, а Иван Донец стал собирать гультяев в Лохвице и, собравшись с ними, пошел на Чигиринский полк; дорогою гультяи побили много людей и пограбили; в то же время, слыша об этом походе, взбунтовались своевольники в Миргороде и Лохвице и убили двух сотников и трех челядников Лесницкого. Однако Ивана Донца с его гультяями удержал Мартын Пушкарь.
– Вчера вы говорили, что полковник Пушкарь уже усмирился, живет дома и войско свое распустил, а бунты чинит новоизбранный миргородский полковник Степан Довгаль.
– Все бунты сперва начались от Пушкаря; а ныне он и сам тем бунтам не рад, и рад бы усмириться, да не может от того отстать, потому что его сбивают с пути Стрынджа и Донец; теперь своевольников еще больше умножилось, и нужно думать, что Пушкарю быть убитым от них.
– Писал к царскому величеству гетман Иван Виговский, что своевольники отставили в Запорожье прежнего кошевого атамана Пашка и выбрали иного кошевого Шкурку и собираются идти на Чигирин и другие черкасские царского величества города, а главные бунтовщики Стрынджа и Донец пошли в Запорожье; они стали рассылать свои листы о том, будто царское величество позволил им собрать раду на Солонице, по траве, и будто к ним от царского величества идет 40 000 ратных людей на помощь; поэтому гетман просил великого государя послать на Запорожье свою грамоту и доброго дворянина усмирить тех бунтовщиков и своевольников. И великий государь свою грамоту послал, и в той грамоте написано, какова именно дана была прежняя с Михайлом Стрынджею грамота, и тем словам, что вмещает Стрынджа, казаки не верили бы и от бунтов отстали. По приезде же в Запороти велено было тому дворянину собрать раду, на ней прочесть всем людям царскую грамоту и на раде же объявить вслух, что те, кто вмещал в мир смутные речи, должны быть, по войсковому праву, наказаны для того, чтобы другим поднимать смятение и начинать бунты неповадно было.
– За ту премногую милость государя гетман и все войско челом бьют и просят, чтобы великий государь приказал своему дворянину, который будет послан на Запорожье, прежнюю свою грамоту, посланную со Стрынджею, отобрать назад, потому что чрез ту грамоту запорожцы вносят везде смуту и рассказывают, будто им велено противников своих избивать; дворянина же того надо направить в Путивль и из Путивля в Чигирин, откуда гетман направит его прямее, даст ему провожатых и подводы; на Полтаву же ему ехать будет небезопасно от бунтовщиков… А Пушкарь послал в Запороти своего старшего сына возбуждать бунтовщиков и своевольников на гетмана и на черкасские города; в том же бунтовстве с ним миргородский полковник Довгаль; все своевольники собираются ныне на Запорогах
[372].
В заключение гетманские посланцы подали царю в Москве одиннадцать просительных статей, в которых повторили то, о чем говорили в Посольском приказе с боярами и дьяками
[373].
Москва спешила воспользоваться предложением гетмана Виговского и послала в Киев воеводой боярина Василия Борисовича Шереметева для приведения в реестр малороссийских казаков.
Выезжая из Москвы, полковник Лесницкий просил царя, чтобы он укротил «своим высоким рассмотрением» давних крамольников, Мартына Пушкаря и Якова Барабаша
[374].
Вслед за отъездом гетманских посланцев отправлены были на Украину три царских, один за другим, посла: стольники Иван Данилович Опухтин с дворянином Никифором Волковым, Иван Алфимов и Петр Скуратов. Стольник Опухтин, выехав из Москвы, свиделся с Виговским 1 мая 1658 года, и прежде всего должен был выслушать от гетмана жалобу на Пушкаря и Барабаша, разорявших, по его словам, вместе с разными гультяями и запорожскими казаками города и села и убивавших людей и грабивших их имущества. Пушкарь, забыв свое крестное целование, призвал к себе Барабаша с запорожцами и вновь стал проливать кровь христианскую; он рассылает письма по городам, в них гетмана называет ляхом, объявляет, что царское величество пожаловал ему для войны пушки, знамена и 40 000 ратных людей
[375]. Гетман жаловался на него и царю, посылал к нему и собственных посланцев с приказанием прекратить ссоры, но Пушкарь не послушал гетмана, а его послов стал бить и сажать в воду. По всему этому, а не по чему другому, гетман призвал к себе татарскую орду с мурзою Карач-беем во главе, заключил с нею договор и договор скрепил шертью на том, чтобы стоять против Пушкаря и Барабаша и против всех, кто будет идти на гетмана войной. Стольник Опухтин начал было отговаривать гетмана, чтобы он татар за Днепр не пускал и сам войной против Пушкаря не ходил, обо всем бы государю через гонцов сообщил, а самому ему, Опухтину, позволил бы поехать к Пушкарю и уговорить его всякие бунты прекратить. Но гетман ничего этого в резон не принял и 4 мая, собравшись с казаками, вышел из Чигирина против своих врагов, покинув в Чигирине самого стольника Опухтина и дворянина Волкова. Дойдя до Днепра, гетман послал Опухтину письмо и в нем снова повторил свою жалобу на Пушкаря и Барабаша. По его словам, Барабаш, выйдя из Запорожья, прошел Поток, Омельник и остановился в Кременчуге, откуда имеет намерение идти до Максимовки и потом соединиться с Пушкарем и идти опустошать украинские города
[376].
