Определенная царем войсковая рада не состоялась, однако, к означенному времени, чему помешали как сами полковники и старшина казаков украинских, уклонявшихся от рады, так и воинственные действия правобережного гетмана Юрия Хмельницкого. Хмельницкий, объявивши себя противником московского царя, сосредоточил вокруг себя сильное ополчение из казаков, поляков и татар и стал действовать против князя Ромодановского и Сомко под Переяславом, Кременчугом, Каневой, Бужином и Крыловом и успел нанести несколько поражений великороссийским ратникам и украинским войскам. Во время этой войны Хмельницкий лишил уряда всех своих прежних полковников, не желавших идти к польскому королю, и назначил новых. Тогда низложенные полковники, чувствуя негодование к Хмельницкому, собрались на тайный совет и написали пространное письмо в Сечь. В этом письме они изложили все планы Хмельницкого и просили у запорожцев совета для вспоможения упадающей от суетных честолюбцев отчизне. Действия Хмельницкого вызвали страшное негодование со стороны запорожских казаков, и они, собравшись на раду, написали ему, не стесняясь в выражениях, от имени кошевого атамана Ивана Величко-Босовского, письмо, титулуя Хмельницкого вместо «ясновельможного» «явнобезбожным» гетманом.
Величко приводит текст их письма: «Еще в прошлом году нам, войску низовому запорожскому, стало известно, что ваша мосць, впавши в канекулу (канекула – бешенство от слова canis – собака) и не стараясь от него излечиться советами доброжелательных приятелей, глубоко окунулся в душепагубное озеро греховное, когда для гетманской власти с дядьком своим, подобным тебе властолюбцем, поднял войну и нещадное нашей братии кровопролитие. Мы по настоящее время о том молчали, надеясь, что ты придешь в свой ум и покаешься во всем, что безумно натворил. Однако в этой надежде мы обманулись и, напротив того, теперь получили достоверное и несомненное известие о твоем неизлечимом бешенстве, вследствие которого не только ты сам подклонился под державу лядскую, отступивши от православного монарха своего российского, но насильственно стараешься втянуть в ту же схизматическую область и ярмо отцов и всех братьев наших, малороссиян; проливши множество крови человеческой уже в течение сего лета, ты готовишься на новое пролитие крови, не считая тех, которые, вследствие твоего безбожного почина, не устояв в военной битве московским силам и своей казацкой братии против Канева, всебедственно должны были погрузиться в днепровских глубинах и навеки прекратить страдания настоящей жизни. Ты насильно влечешь себя и нашу братию в ту лядскую душевредную лигу, от которой нас, войско запорожское, и всю обездоленную и злосчастную Украину отец твой, добре памятный и мужественный Богдан Хмельницкий, военным оружием и богатырским сердцем отсекся и со всею Малою Россией, милою отчизною нашей, вольным, при помощи Божией, учинился. Побуждаемые твоими чересчур несправедливыми затеями и намерениями и наставшими через тебя отчизне нашей украинской разорениями, мы, все низовое войско запорожское, пишем тебе и предлагаем принять для излечения твоей болезни лекарство, а именно: снова подклониться под руку православного московского монарха, его царского пресветлого величества Алексея Михайловича, ласкового и милостивого пана, и испросить у него за вины свои отеческого прощения, в чем и мы обещаемся помогти тебе и чрез что надеемся выпросить у его величества все желаемое отчизне нашей, зная его благосердную и отеческую к нам милость. Перестань склоняться и нашу братию за собой тянуть под лядскую руку и с Сомком, дядьком твоим, междоусобное кровопролитие и разорение в отчизне нашей производить. А если этих трех условий, как истинное средство для уврачевания твоего недуга, ты не пожелаешь принять и совета нашего не послушаешь, то уже не ожидай от нас никакой приязни и доброжелательства, напротив того, надейся от нас кончины живота своего и не спи беспечно в Чигиринском доме своем, потому что мы уже досыта натерпелись жалостным сердцем в течение трех лет от твоего губительного управления. Верь нам и хорошо знай, что поляк и чернец Казнодея подбили и прельстили тебя не на добро тебе, а на гибель, чего они и нам всем желают. Если ты послушаешь нас, как и отец твой, добрый наш вождь, слушал и всегда с нами словесно и письменно совещался и никогда, до кончины своей, на раде нашей не ссорился, то получишь чрез то и временную и вечную прибыль. Не забудь к тому же и того, что мы, войско низовое запорожское, скоро поднимемся на тебя, а вместе с нами встанут и все обабочные украинцы, наша братия, и премногие другие пожелают отомстить тебе за обиды и разорения. В какой час и с какой стороны налетит на тебя вихорь и подхватит и унесет тебя из Чигирина, ты и сам не узнаешь, а поляки и татары далеко будут от твоей обороны. Ты бы должен всегда благодарить Бога и почитать, а не губить и уничтожать вашу братию за то, что тебя, молокососа, признали годным за гетмана, надеясь видеть в тебе отческие добродетели и ревности к отчизне нашей, но твой злой нрав так же далеко отстоит от нрава отческого, как крымская сторона от Чигирина. Мы думаем, что ты никогда не удостоишься похвальной, подобно отцу, кончины в отчизне нашей и за свои злодеяния нигде не найдешь себе доброго места и Божьего благословения. Мы вторично тебе, мосце пану, ассекуруем, что орда и поляки не защитят тебя от нас и не помогут тебе больше того, как помогли такому же легкомыслениику, как и ты, свату твоему, гетману Виговскому. Кровь братии нашей, чрез твое беззаконное и противное Богу междоусобие пролитая, как кровь Авеля, вопиет от земли к Богу об отмщении. Того ради никто тебя от угрожающей беды не защитит, и мы можем среди Чигирина (на что имеем верный способ) взять тебя и, как негодную пьявку с верши
[450], вон выбросить, чего, однако, до времени не хочем и не желаем исполнить; напротив того, желаем, чтобы ты, оставив свою неугомонную и несправедливую злость, склонился бы к здравому и полезному нашему совету. Писан на Коше войска низового запорожского септемврия 17, року 1662. Р. S. Напоминаем тебе еще и о том, что мы и у себя и меж войском запорожским городовым знаем добрых молодцов, равных по деяниям войсковым покойному отцу твоему; из них одного, уже в начале твоего гетманства, сейчас же могли бы, отставивши от уряду тебя, молокососа, тем гетманским гонором почтить и доброго приятеля и радетеля отчизне своей и нам, всему войску, учинить, если бы мы не смотрели на великие и знаменитые заслуги нам, войску запорожскому, и всей отчизне нашей малороссийской доброго и радетельного гетмана нашего, отца твоего. Ради этих заслуг мы и тебя оставляли на том несчастном для отчизны нашей гетманстве и в течение трех лет, несмотря на бедствие и разорение отчизны нашей, сносили твое сумасбродство и необузданное своеволие, рассчитывая и надеясь, авось ты придешь в ум и отстанешь от всего того, чего нельзя делать не только гетману, но и всякому христианскому добросовестному человеку. А так как мы и по настоящее время не дождались от тебя того, то говорим тебе, исправься и, явившись на нашу доброжелательную раду, откинь прочь все свои злые намерения и гетмануй в нашей отчизне под рукою милостивого пана и добродетели его царского величества, православного монарха российского, который к нашей пользе не только прикажет исправить переяславские пакты (о чем ты тогда в Переяславе упорно молчал, а теперь говорить почал), но и все, о чем будем просить, не откажет ни нам, ни тебе благосердно исполнить. Если же ты от своего душевредного намерения отстать не можешь или не захочешь, то, не вводя нас в грех, убирайся заблаговременно из Чигирина и куда хочешь, туда и вейся, не забирая с собой никаких людей и клейнодов войсковых; в противном случае, если ты возьмешь, то нигде с ними от нас не спрячешься и бесчестное имя навлечешь на себя; и если не выйдешь из Чигирина, то мы вскоре и сами к тебе придем и не только разметаем стены дома твоего, но и в тебе самом, как в гвалтовнике и разорителе отчизны нашей, не оставим и души твоей. Тебе доброжелательные приятели Иван Величко-Босовский, атаман кошовый, со всем старшим и меньшим низовым войска запорожского товариществом»
[451].
