Сегодня вечер воскресенья. Откидываясь на спинку кровати, Энни просматривала страничку о моде в «Санди таймс» и думала, что ровно через неделю будет нежиться в огромной постели в номере отеля в Швейцарии под воздушными пуховыми одеялами. Настоящий рай! Она не могла дождаться этого дня, была слишком занята тем, что мысленно составляла список вещей, которые непременно надо взять с собой, и это мешало ей одновременно читать.
Она поцеловала Найджела, выключила свет и прижалась щекой к подушке. В голове крутилось: «…походные ботинки, шорты, лосьон для загара, солнцезащитное средство для носа, головные уборы…»
Единственным недостатком путешествия был сам перелет. Она никогда не любила самолеты и не изменила своего мнения даже после того, как Найджел предоставил ей статистические выкладки, демонстрирующие, что место в современном пассажирском лайнере самое безопасное в мире – даже безопаснее собственной постели. Ничто не могло ее убедить.
«…электронные книги, купальные костюмы, крем от комаров, аптечка…»
Над ухом раздавалось привычное шуршание. В воскресенье вечером Найджел никогда не засыпал, не прочитав все финансовые новости в каждой получаемой ими газете. Все годы их брака она погружалась в сон в воскресенье под одни и те же звуки: хруст, хруст, хруст. Затем шлепок – газета приземлилась на пол рядом с кроватью со стороны мужа. Хруст, хруст, хруст.
Затем она услышала другой звук. Очень странный. Повторяющиеся глухие удары, словно пульсирующие. Сначала вдалеке, потом все ближе. Звук приближался и становился отчетливее.
Она ощутила охвативший ее вихрь холодного воздуха, перед глазами вращались лопасти винта. Энни закричала и открыла глаза. Поспешно включив свет, она стала глотать ртом воздух.
Крепко спящий Найджел заворочался и пробормотал:
– Шослучилось?
Будильник на тумбочке показывал 3:15 ночи.
– Все в порядке, – успокоила она, расстроенная, что разбудила мужа. В будние дни он вставал рано, и ему необходимо хорошо выспаться, особенно в воскресенье, перед началом недели – последней перед отпуском, которая, по обыкновению, была для него очень сложной.
– Прости, дурной сон.
Несколько минут она лежала, не в силах заставить себя выключить свет. Была тихая ночь в начале июня, из сада доносился тихий скрежет и шуршание – должно быть, кошка или лисица роется в мусорном баке. Постепенно дыхание восстановилось. Она выключила свет и вскоре уже спала.
Следующей ночью ей опять приснился кошмар. Тот же самый. Только на этот раз пропеллер был больше и еще ближе. Ее крик опять разбудил Найджела и на этот раз Зака; к счастью, сына удалось быстро успокоить; как оказалось, он расстроился, что его любимый мишка упал на пол. Вскоре малыш спокойно спал, засунув в рот мягкую плюшевую лапу.
Во вторник сон повторился. На этот раз лопасти винта были еще ближе. Включив свет, она повернулась к Найджелу:
– Уже третью ночь подряд. Мне кажется, я должна что-то понять из этого сна.
– Что ты хочешь сказать? Что понять? – Он выглядел более чем недовольным и нервно взглянул на часы. – Черт, четыре утра.
– Думаю, это знамение. Нам не нужно лететь.
– О, бога ради, Энни, все это из-за того, что ты боишься летать! Каждый раз перед полетом ты видишь кошмары.
– Но не такие, как этот.
– Лучше давай спать.
– Да, лучше давай спать.
В среду вечером она долго боялась выключить свет, однако спала крепко и проснулась свежая и в хорошем настроении. Даже Зак, ради разнообразия, прибывал в позитивном состоянии духа; радостно улыбаясь, он катил по полу огромный экскаватор, сопровождая действия звуковыми эффектами.
Передав детей на руки заботливым работникам детского сада и яслей, Энни занялась первым клиентом – Самантой Харди, женой коллеги Найджела, живущей по соседству, – и была рада поболтать о предстоящем отдыхе. Саманта посоветовала ей посетить чудесный ресторан в пригороде Женевы, который понравился им с мужем, и обещала вечером отправить название, которое никак не могла вспомнить.
В четверг ночью Энни приснилось, что она находится в облаке. Холодная серая паутина касалась ее лица, ледяной воздух проникал все глубже в тело, спутал светлые волосы, превратив в тяжелый шлейф. Издалека доносилось БАМ, БАМ, БАМ, БАМ. Громче и громче. Рев двигателя стал оглушительным.
Она металась из стороны в сторону, стараясь сохранить равновесие, и кричала. Огромный пропеллер был прямо у нее перед глазами, лопасти бешено вращались, вращались и вращались, надвигаясь на нее, словно хотели разрезать на части.
– Дорогая! Энни! Энни! Милая! Энни! Энни!
Темноту прорезал взволнованный голос Найджела.
Опять темнота.
Затем вспыхнул свет.
Мягкий и очень яркий. Она несколько раз моргнула.
Она лежала в кровати, а Найджел с тревогой смотрел на нее.
– Энни, милая, дорогая моя, все хорошо. Успокойся. Это всего лишь дурной сон. Все хорошо.
В комнате через лестничную площадку громко орал Зак.
Энни трясло, сердце ухало в груди, в ушах стоял рев бегущей по венам крови. Только сейчас она поняла, что сильно вспотела. Одежда была мокрой насквозь.
Пот стекал по лицу и смешивался со слезами.
– Прости меня, – бормотала она, всхлипывая. – Прости, Найджел. Но я не смогу сесть в самолет в воскресенье. Пусть это безопасно и ничего не случится, но я всю неделю буду думать об обратном перелете. Я не могу, пойми. Мне опять приснился тот же сон. Мне что-то хотят сказать.
Муж выбрался из постели, вышел из комнаты и повел себя совершенно нетипично – потеряв терпение, прокричал, чтобы Зак заткнулся. Разумеется, от этого ребенок заголосил еще громче. Энни вошла в комнату сына, поняла, что недовольство Зака вызвал упавший на пол медведь, подняла его и положила на кроватку. Через несколько секунд наступила тишина. Энни стояла, смотрела на малыша и думала, как сильна и глубока ее любовь к Заку и Хлое. Если с ней что-то случится – с ней и Найджелом, – она может никогда не увидеть детей. Они останутся сиротами. Одна эта мысль была невыносима.
– Энни, у современных лайнеров нет пропеллера, они все турбовинтовые, – успокаивал ее Найджел. – По крайней мере, в коммерческой авиации. Пропеллеров нет уже много лет, их сменили реактивные двигатели.
– Я много читала о сновидениях, – парировала она. – И многое понимаю. В наших снах мы видим символы. Пропеллер – это символ. Кстати, как насчет птиц? Мы часто читали о том, что птицы попадают в двигатель. Одному самолету пришлось сесть на Гудзоне в Нью-Йорке после столкновения с птицей. Помнишь? Несколько лет назад?
– Да. В общих чертах.
– Птицу засосало в турбину и повредило лопасти – кажется, что-то в этом роде. Так что и у реактивных самолетов есть своего рода пропеллеры.
