Оставив преступников в камере предварительного заключения, Рой Грейс освободился уже в полночь. Несмотря на признательные показания Зои, ему предстоит завтра явиться в суд и предстать перед судьей, чтобы добиться разрешения о содержании ее и любовника под стражей до окончания расследования. Кроме того, ему надо оформить кучу бумаг и написать немало объяснительных.
Зои Уокер была уверена, что сможет переложить вину на тех, кому задолжал ее муж, но кое-что упустила. Она не знала, что за неделю до гибели он уже выплатил все долги, выиграв приличную сумму в казино. Он собирался сообщить ей радостную новость за ужином в канун Рождества.
Грейс вышел из душа, когда зазвонил его телефон.
С ужасом подумав об очередном преступлении, он с трепетом взял трубку.
Звонил его начальник.
– Хорошо работаете и быстро, Рой, – сказал он. – Я так понимаю, двое уже за решеткой?
– Так точно, сэр.
– К сожалению, арест не решил всех проблем. Дети ведь считают, что Санта-Клаус умер. Особенно меня беспокоят дети из Честнат-Три-Хаус, ведь для многих из них, как ни печально, это Рождество будет последним. Вы находчивый человек, Грейс, и тоже отец. У вас есть какие-нибудь соображения?
– Доверьтесь мне, сэр. Что-нибудь придумаю.
На просторной закрытой веранде особняка, где располагался Честнат-Три-Хаус, стоял деревянный олень в натуральную величину, а рядом огромный надувной снеговик. Разноцветные огни гирлянд переливались в сумерках. Тихо падал снег, и в воздухе витал неповторимый дух волшебного Рождества. Человек пятьдесят детей и взрослых в колпаках Сайты, выстроившись в ряды, пели гимны. Впереди расположились дети на инвалидных креслах, мальчик на деревянном стуле играл на тромбоне, большем по размеру, чем он сам.
Из темноты внезапно послышалось:
– Хо-хо-хо! Здравствуйте, мальчики и девочки!
И появился Санта-Клаус в своем знаменитом костюме, с пышной бородой и заполненным подарками мешком на плече. Минут двадцать он разговаривал по очереди с каждым из ребят, вручая подарок в красивом пакете.
Когда он закончил, директор хосписа обратилась к детям:
– Давайте, ребята, попрощаемся с Сантой. До свидания, Санта!
И все закричали:
– ДО СВИДАНИЯ, САНТА!
Возвращаясь к своей машине, Рой Грейс с трудом сдерживал слезы. Смахнув снег со стекла и зеркал, он поспешил сесть в салон и снять наконец бороду и усы, от которых нещадно зудела кожа. Часы показывали шесть вечера, и это его чрезвычайно расстраивало. Весь день, закончив дела в суде, он потратил на то, чтобы раздобыть костюм, купить подарки – на собственные деньги – по списку, полученному от администрации хосписа, и лично их упаковать. Однако им двигала решимость показать всем детям, что Санта-Клаус жив и все хорошо.
Сейчас магазины уже закрыты, а значит, он опоздал и не сможет купить в Лейне браслет. Клио будет огорчена, когда утром не получит рождественского подарка, и от этого он чувствовал себя паршиво.
За окном мелькнула тень, и раздался стук, неожиданно его напугавший. Рой увидел мужчину в красивом пальто и узнал одного из родителей, которого видел в толпе гостей хосписа.
Грейс опустил окно.
– Господин старший суперинтендент, я только хотел поблагодарить вас от всех родителей за то, что вы сделали. Если я могу вам быть чем-то полезен, непременно дайте знать. От души желаю, чтобы все ваши мечты исполнились в это Рождество.
– Благодарю вас, – сказал Грейс и грустно усмехнулся. – Сейчас у меня лишь одно желание, но сомневаюсь, что вам удастся уговорить Стэнли Розена открыть свой магазин на пять минут, чтобы и у меня было счастливое Рождество.
Мужчина хитро улыбнулся:
– Думаю, это можно устроить.
– Правда? – с недоверием посмотрел на него Рой.
– Да. Стэнли Розен – это я.
Полтора часа спустя Рой Грейс выехал с подземной автостоянки, повернул налево к набережной и помчался к дому Клио. Было 8:30 вечера, и, кажется, в этом году у него тоже будет Рождество. Он позвонил жене и сообщил, что едет, а она сказала, что шампанское уже охлаждается.
На сиденье рядом лежал синий бархатный футляр с монограммой золотом Стэнли Розена на крышке. Рой не верил своей удаче! У них будет настоящее Рождество!
Их первое Рождество вместе с Клио и первое в жизни Ноя. Душу его переполняло счастье.
И в этот момент зазвонил телефон.
Неполадки в соединении
В пять часов Генри Генри оторвался от печатной машинки, встал и подошел к окну. Никто бы не заметил и не услышал, если бы он прямо сейчас спрыгнул вниз, но это было бы нарушением режима, которого он придерживался ежедневно. Его день был отмечен правилами, как предложения на отпечатанной странице знаками препинания.
Он нервным взглядом пробежался по ряду домов на противоположной стороне улицы. По их облику невозможно было определить, что за люди их населяют. Некоторые квартиры в них были большие и красивые, другие крохотные студии, как и его собственная.
Нужное ему окно он нашел сразу, по привычке. Черт. Ее там нет. Он недовольно поморщился, словно его лишили чего-то, по праву ему принадлежащего. Затем мелькнула фигура – или ему показалось? Потом он увидел ее, с бокалом в одной руке и книгой в мягкой обложке в другой. Она была совсем без одежды, впрочем, как обычно; но сейчас было лето, поэтому тело ее стало золотисто-коричневым с белыми пятнами груди и ягодиц. Она скинула открытые туфли на высоких каблуках, опустилась в розовое кресло, скрывая от его взора белые ягодицы, вытянулась, демонстрируя длинные ноги. Сделав глоток, она отставила бокал и уткнулась в книгу.
«Интересно, что она пьет?» – подумал он. И что за книга? Зачем она надевает на пляже бикини, когда так очевидно, что любит быть голой? Как много вопросов… Ему хотелось знать о ней больше. Всю прошлую осень он наблюдал, как загар ее светлеет, и вот теперь опять появились белые полосы, и контраст с остальным телом был все очевиднее с каждой неделей. Он мог бы открыть ей много нового, может, и ей было бы приятно это узнать? Нет, не о том, что он каждый вечер наблюдает за ней, нет. Но ей могло бы понравиться, что он сделал ее героиней своей книги, которую сейчас писал. Интересны ли ей такие произведения – любовные романы? Он с грустью подумал, что, скорее всего, нет.
Он все больше верил в то, что люди, которым интересны его романы, постепенно вымирают. Таких называют безнадежно устаревшими. Устаревшими – ему ведь только тридцать два!
Волна паники сжала сердце. Он что-то упустил? Нечто важное? Черт. Он с тоской смотрел на длинные загорелые ноги. Что-то вспомнил и резко отвел взгляд, будто сорвал пластырь с заживающей раны. Найдя телефонный номер, стал набирать его, отрывисто, указательным пальцем, словно проверял, не остыл ли еще суп.
Он был удивлен, услышав вместо гудков какие-то крики, затем женский голос, сменившийся треском, а следом и чередой щелчков.
