Свой разрешенный звонок он сделал в медицинский центр университета и попросил найти Ариэль.
— Джон? — спросила она. — Ты где?
— Где-то тут. Что там с Джорджем?
— Говорят, что должен выжить. Еще не уверены, но утверждают, что жизненные показатели выглядят неплохо. Джон, скажи, где ты?
— Да я вышел поесть. Может, слишком далеко зашел. — Слышно было, как заорал в приемнике какой-то пьяный. Копы быстренько устранили беспорядок, но Ариэль, наверное, тоже услышала. — И какое-то время не смогу вернуться.
— Что там за шум?
— Бурное веселье.
— В воскресенье утром?! Что это за телефон у тебя? И что с голосом?
— Слушай. — Голос у него был усталый и сорванный — слезоточивый газ голосовые связки не гладит. Он был вымыт, вся лиловая краска с волос смылась, и ему разрешили свернуться в камере временного содержания, пока не наберется сил говорить. — Я рад, что Джордж выкарабкивается. А мне придется какое-то время пробыть там, где я есть, так что вы не волнуйтесь, о’кей?
— Джон! — По голосу было слышно, что она поняла. — У тебя неприятности?
— Небольшие.
— Скажи, где ты! — сурово потребовала она. — Я серьезно!
Кочевник позволил себе слегка улыбнуться. От этого натянулись царапины на левой щеке, блестящие розовым дезинфицирующим раствором. Он никогда не видел, чтобы Ариэль сердилась, никогда не слышал, чтобы она вышла из себя. Но сейчас она, судя по голосу, была к этому близка. Это было бы зрелище, подумал он. Ариэль Коллиер, проникнутая сочувствием ко всему космосу, вдруг звереет.
— Возвращайтесь в Остин, — сказал он. — Ты, Терри и Берк. Когда Эш сюда доберется, скажи ему… не знаю, просто скажи, чтобы он вас по домам развез. — Пьяный хмырь на регистрации ревел насчет своих прав и всего прочего, а три копа тащили его во временную камеру. — Возвращайтесь и начинайте снова.
— Начинать снова? Это как? Ты о чем? Мы все еще «The Five», Джон. Нам ничего не надо начинать сначала.
— Надо, надо. Поверь мне.
— Что ты натворил?
— Я не хочу об этом говорить. Езжайте домой, — сказал он.
И он замолчал. Замолчала и она, и он не знал, что она думает, но сам он думал, что на этот раз он реально подвел команду, облажался по полной как раз тогда, когда был больше всего нужен, и смотреть ей в лицо и видеть ее разочарование он бы сейчас не мог. Не мог бы смотреть в глаза никому из них, но ей особенно, потому что… потому что думал, что на самом деле ей «The Five» не нужна, у нее таланта хватило бы делать свое, и за последние три года он это понял, но молчал. Никогда не предлагал ей хотя бы подумать на эту тему, потому что он — император, а императоры умеют скрывать зависть под лакированной жестяной короной.
Он вспомнил, как она еще в Свитуотере сказала: «Я по-прежнему с тобой». И ее верность была ему как нож в сердце. Она теряла время в этой любительской группе — потому что именно такая она, «The Five». Группа, выдающая фонтаны овсяной каши, чтобы ее запили водопадом дешевого пива. Поломанный и печальный торговый автомат. Одна песня — «Когда ударит гроза» — погоды не делает. Он знал, что Ариэль и гитарой владеет, и поет, и песни пишет лучше, чем он, и считал, что это он на нее давит свинцовой волей, не дает взлететь и найти свой путь, потому что — благослови ее Христос! — это она и имела в виду, говоря: «Я по-прежнему с тобой».
Значит, настало время собраться с духом и это сказать.
И он сказал:
— Ты должна сама действовать… — Он запнулся, прокашлялся. — Собрать собственную группу. Возглавить ее. Слушать исполнителей, добиваться того звучания, которое тебе нужно. Ты можешь. Ты могла бы сделать это сразу, как ушла из «The Blessed Hours», если бы захотела.
— Нет, нет, — ответила она тихим ошеломленным голосом, как ребенок, которому велели уйти из дома. — Нет, нет!
— Ты можешь, — сказал он ей. — И группа будет полностью твоя. Что тебе не нравится?
Он вспомнил времена, когда они вместе работали над песнями и он ее подавлял как каток, подминал под себя, когда она вносила предложение транспонировать мелодию в другую тональность или убавить там, прибавить здесь… Даже понимая в глубине души и мрачно досадуя, что она права — обычно права, он не мог выпустить управление из рук. Как только она сообразит, что на самом деле он ей не нужен, куда ему деваться?
Но сейчас — дело другое. День стал ночью, верх стал низом. Майк убит, Джордж ранен, «Арго» затонул в океане пробитой стены, «The Five» сыграла свой последний концерт, и на это место, Джонни, уже нет дорожной карты.
— Я не могу, — ответила Ариэль. — Не могу расстаться со своей семьей.
— С семьей? — Невероятно саркастически прозвучало это слово. — Кучка народу, разъезжающая в разбитом фургоне, — ты про этих? — Он заколебался, но когда она не ответила, договорил, потому что кровь стучала и он был готов ранить ее больно, чтобы заставить уйти. — Музыкантов — дюжина на сраный грош, — сказал он. — Группы распадаются каждый день, так что тут такого страшного? Когда такое случается, идешь и зацепляешься за другую кучку ничтожеств. Ну, побыли мы вместе какое-то время, хорошего и плохого хлебнули, но это еще не делает нас семьей. Вот уж никак.
— Хорошо, а чем? Чем это нас делает.
— Да ничем. Потому что нас больше нет, не просекла еще? И сейчас, если хочешь жить в стране радуг и лунных бликов, то ради Бога. Но я живу не там, и я тебе говорю: «The Five» больше нет. О’кей? И я не вернусь, так что вы с Берк и Терри грузитесь в Остин и делайте все, что вам, блин, надо будет. А меня нет.
— Ты не всерьез.
— Слушай, хватит за меня цепляться! — сказал он с большей, быть может, едкостью, чем ощущал. — Либо собирай свою группу, либо мотай домой в Массачусетс, но перестань, блин, цепляться за неудачников вроде Нила Тэпли. Хочешь спасать больных собак — иди в ветеринары.
Он знал, что это удар сильный, потому что Ариэль изо всех сил пыталась снять Нила Тэпли с крэка, с колес и всего того, чем он грузил себя, борясь с депрессией, но и ей не хватило сил, чтобы удержать его от улета с двухполосного шоссе на разбитом «вольво». Кочевник не знал, вся ли эта история и был ли там «роман» — как называют это в старых жутких британских книжках, — но он давно понял, что Ариэль ищет кого-то, в кого верить, на кого уповать, за кем идти.
Детка, так это не я.
— Уезжай в Остин, — сказал он уже опустошенным голосом. — Просто уезжай, и все.
И все равно она его не оставила. Заговорила тихо, но в голосе слышался скрежет:
— Ты знаешь, что мы в новостях по всем каналам? Передовица в утренней «Стар», с картинками. «Эн-би-си», «Си-би-эс», «Эй-би-си», «Фокс» и «Си-эн-эн». Про снайпера теперь знает вся страна. Ты телевизор не смотрел?
— Нет.
— Ты нам нужен здесь. Берк и Терри со мной согласны. Где бы ты ни был, возвращайся.
