И так уверенно сказала, что я тебе с этой минуты поверил.
Я тебя видел в роликах на YouTube. Ты была права. Хотя я никогда и не сомневался.
Мне всегда хотелось, чтобы ты могла быть моей настоящей дочерью. Но тогда я не мог бы тебе дать того таланта, что ты получила от отца. Все-таки мне хочется думать, что и я тебе тоже что-то дал.
Ну… вот эти газеты в коробках. Если ты когда-нибудь усомнишься насчет своего места в профессии или задумаешься, может ли музыка что-нибудь изменить в этом мире, открой их и начни читать. Да, там и секс, и наркотики, и рок-н-ролл, но я не про то — про душу.
Я уверен, что музыка в лучших своих проявлениях существует для людей, которые не всегда могут говорить сами. Я уверен, что она помогает слабым обрести силу, испуганным — стать смелыми. Я уверен, что она помогает людям понять сердцем то, что невозможно понять умом. Я думаю, она — вернейшая связь с какой-то высшей силой, если ты в нее веришь (я знаю, что не веришь, но написать это должен был ;)
И никогда не сомневайся, что ты занимаешь в этом мире важное место. Читай эти газеты и смотри, кто перед тобой проходит, а потом подумай о тех, кто был еще раньше, и так далее, до рожечников и трубадуров и того бедняка, что играл на варгане в холодном доме, чтобы развлечь свою семью.
Трудно об этом думать, но когда-нибудь кто-нибудь посмотрит на твою игру — на концерте или на видео — и скажет: „Играет хорошо, но я могу лучше“. Вот так устроен твой благословенный и волшебный мир.
Береги себя и маму. Она самая лучшая женщина на этом свете.
Целую,
Флойд».
Берк дочитала последние абзацы. Потом вложила страницы в конверт и села на ящик, полный мыслей умерших людей, и отвернулась к стене, и так долго сидела молча, что мама забеспокоилась и спросила, что с ней.
— Все в порядке, — ответила Берк тихим и отсутствующим голосом. — Все о’кей.
Она сейчас поняла, сидя в гараже, где не бывала много лет, что душевная боль умеет из человека выпихнуть все прочее. Эта боль умеет завладеть человеком, и он даже не поймет, что им владеют. Она чувствовала, что перед ней лежит долгая дорога, чтобы уйти от этого хозяина, и может быть, это даже не удастся — полностью, но сейчас ей казалось, что осознать эту боль и признать, что она порабощала тебя день за днем много лет подряд, первый шаг к тому, чтобы разорвать цепь.
— Ариэль! — позвала она. От сидения с письмом в руке среди всех этих истлевающих книг и журналов, когда-то таких новых, у нее вдруг возникла ясная и настойчивая мысль.
— Да, что? — спросила Ариэль.
— Наша песня. — Берк обернулась к товарищам по группе и матери. Глаза у нее были красные, но она уже девочка большая и сильная и умеет держать себя в руках. Она не расплачется. — Моя доля в нашей песне, — сказала она и вытащила из памяти: — Стремись все выше, поднимайся и расти, — сказала она речитативом. — Но помни, что живым отсюда не уйти.
— Жуть, — сказал Терри, и Берк подумала, что именно так бы выразил это чувство Майк.
— Я что-то пропустил? — Все повернулись к Труитту Аллену, стоящему в дверях в белой тенниске и серых брюках. Никто не успел ответить, как он заметил глаз Кочевника. — Ой. Даже смотреть на такое — и то больно.
— Где ты был? — спросил Кочевник.
— А что, вы по мне скучали?
У Тру в руках был кожаный чехол с лэптопом.
Как соль скучает по перцу в ванильном мороженом, ответил Кочевник. Его все еще мутило, и в глазу пульсировала боль. — Если бы я даже любил мороженое.
— Тебе бы полежать несколько дней, — сказал Тру. — Но сегодня начать не получится. — Он сделался серьезен, посмотрел на музыкантов по очереди. — Пошли зайдем внутрь, и я вам скажу, как вы, звезды музыки, будете вести этот, он снова глянул на Кочевника, — концерт.
Глава двадцать третья
— Теперь я могу вам рассказать о нем больше. — Тру ел вегетарианское рагу из миски и пил из стакана холодный чай. С ним вместе обедали Терри и Ариэль, а Кочевник, Берк и Чэппи стояли в разных точках кухни. — Имя и адрес на водительском удостоверении пробили по базе, родителей вчера вечером известили. Пока я там был, информацию передали в прессу, так что, наверное, в следующем выпуске новостей о нем скажут.
Под «там» имелось в виду местное отделение ФБР на углу Аэро-драйв и Раффин-роуд. Все утро он провел там, планируя систему охраны сегодняшнего концерта, одновременно получая информацию о подробностях из тусонских отделений ФБР и полиции.
— Я уже вам говорил, что ему девятнадцать и он из Калифорнии. — Тру замолчал, вытирая рот красным клетчатым платком. — Его зовут Коннор Эддисон. Из приличного района среднего класса в Оушенсайде. Как мы выяснили, Коннор взял отцовскую машину в среду, выехал на фривей в Сан-Диего, заправившись по отцовской кредитной карте, и поехал на «Стоун-Черч». Откуда он взял пистолет, никто не знает.
— Двадцать пятого калибра? — спросил Терри.
— Да, двадцать пятого, «беретта джетфайр». У тебя есть опыт?
— Я так решил по звуку. Мой отец собирает пистолеты, брал меня пару раз с собой в тир.
— Маленький пистолет, — сказал Тру, обращаясь ко всем. — Легко спрятать. — Он не сказал, что когда услышал на фестивале пистолетный выстрел, решил, что это как минимум тридцать восьмой калибр: звук усилило микрофоном, который сбил Кочевник. — Да, так вот. Он живет с родителями. Своей машины у него нет. Были неприятности с амфетаминами и кокаином, вышибли из местного колледжа, пару раз терял работу, свою машину в прошлом году разбил… В общем, неблагополучный юноша.
— С Джереми Петта обезьянничал? — спросила Чэппи. — Так сказала вчера Нэнси Грейс.
— Может быть. — Тру глотнул чаю, очень холодного и очень мятного. Прессе сразу после инцидента было сказано, что стрелявший — не Джереми Петт, но имя Эддисона не сообщалось, пока не уточнили подробности. — Он не говорит. От него ни слова не добиться.
— Псих он, — сказал Кочевник. — И самое ему место в дурдоме.
«Но очень твердолобый псих».
— У Эддисона интересная биография. — Тру продолжал есть рагу, набирая неполные ложки и заедая пшеничным хлебом, поданным к ленчу. Агентам снаружи, благослови их Господь, пришлось сбегать в ближайший фастфуд. — Его родные в Оушенсайде попали в новости в 2003 году. Как-то вечером родители ушли из дому и оставили его смотреть за восьмилетней сестренкой. Эддисон явно разозлился, собрал приятелей, чтобы побаловаться наркотиками, а сестре сказал уматывать и покататься на велике. Она послушалась, и ее больше не видели до тех пор, пока кости ее не нашли в мусорном мешке на болоте рядом с Джефферсон-стрит. — Он глотнул чаю — запить хлеб. — Кое-что из содержимого мешка удалось проследить до прачечной и выйти на одного русского иммигранта, который жил милях в пяти от дома Эддисонов. Этот индивидуум находил огромное удовольствие в том, чтобы кататься по окрестностям, высматривая девочек, которых можно похитить, изнасиловать и убить. Он это уже проделал в Портленде и Сакраменто. И с каким же удовольствием он об этом рассказывал оушенсайдским копам! Картины рисовал, которые потом уж только в самых желтых подтирках появились.
