Стиснув скулы, Максим чуть не залепил ей оплеуху, он ударил бы не Лану, а бессилие и безнадежность в ее лице, которые пришли сейчас. Гонялся за девчонкой столько дней, а все зря, теперь он не вернется в свою жизнь, будет жить чужой. Чтоб не ударить, он развернулся и пошел прочь.
Лана вскочила:
– Макс, куда ты?
Не ответил. Она осталась одна в подворотне под мелким дождем, по идее, должна была бы радоваться, что отделалась легко, но Лана испугалась.
– Макс! – И бросилась вдогонку. Он уже дошел до угла, Лана побежала за ним. – Макс, не бросай меня!
Догнала. Максим шагал широко, ей приходилось семенить, чтоб не отстать от него.
– Макс, прости меня, – залепетала Лана. – Я от страха тебя ударила, а сейчас жалею…
– Ты подставила меня, – рявкнул он.
– Что значит подставила?
– Менты думают, что я убил Лору и Лику, а ты не хочешь идти к ним.
– Но если ты мне не веришь, они тем более не поверят!
– Тогда отстань. Убирайся, я сказал!
– Макс, мне некуда убраться, – захныкала Лана. – У меня никого нет, совсем никого, ночую где придется… Ночью так холодно… Макс, пожалуйста, возьми меня с собой…
Ни на секунду не останавливаясь и не замедляя шаг, Максим в грубой форме дал ей от ворот поворот:
– По твоей милости я потерял дом, работу, деньги, на меня охотятся менты. Некуда брать! Но ты-то не теряешься, я это видел собственными глазами. Останови дядечку, он даст тебе приют в машине на часок за определенные услуги. Видишь, тебе проще выжить, чем мне. Уйди, иначе я за себя не ручаюсь.
– Макс! – закричала Лана, когда он прибавил шагу. – Ты не все знаешь! В тот день, когда ты ужинал у нас, убили нашу тетку. Мне кажется, тот же человек убил и Лору с Ликой…
– Но его имени ты не знаешь, – через плечо бросил он.
– Зато у меня есть его вещь. Макс… – Лана остановилась, всплеснула руками, не зная, каким образом его смягчить, ведь одной скитаться по городу страшно. – Ну, хорошо, хорошо, я схожу в милицию… – Вот теперь он вернулся. – А если они меня…
В его интонации не слышалось ни одной просительной ноты, напротив, Максим разговаривал с ней свысока.
– Тебе поверят. Глянут в твои честные, невинные глазки и выпадут в осадок.
– Ладно, пойду. Честно-пречестно пойду. Макс, я есть хочу, – протянула она жалобно.
– Думаешь, я не хочу? Много чего хочу. Например, поспать нормально, принять ванну, поесть горячего супа. А еще хочу курить когда вздумается, а не экономить сигареты…
– Я третий день пью воду и роюсь в мусорных баках, – выставила она значительный, по ее мнению, аргумент. – У меня нет денег, я хотела заработать… ты видел, как.
– При этом торговалась со знанием дела.
– А что было делать? Ма-акс…
Подкупающе ангельская внешность, детские плаксивые губы, глаза бездомной и голодной собаки. Кажется, и он поддался обманчивому обаянию младшей сестры, но при этом пригрозил:
– Только попробуй обвести меня вокруг пальца…
– Нет-нет, что ты!
Он пошел далее не так скоро, как раньше, Лана поняла, что Макс не прогонит ее, поплелась за ним. В пиццерии Максим купил пиццу в коробке, затем привел девочку на нынешнее место жительства, зажег свечу.
– Располагайся, – сказал он, открывая коробку.
– Где? – робко спросила она, озираясь.
– Где хочешь, хоть на потолке.
– А когда мы поедим? – Лана присела на тахту.
– Сейчас. – Максим разрезал пиццу надвое, правда, себе выбрал больший кусок. – Бери.
Лана не ела, давилась. Максим взял с пола бутылку с водой, поставил на стол, тем самым разрешая запивать ужин. А то еще подавится насмерть, кто засвидетельствует в ментовке, что убил не он?
– Не глотай кусками, пережевывай хоть немного, – проворчал он. – Заворот кишок будет – что мне тогда делать? «Неотложку» вызывать в дом, где никто не живет?
Так и съели пиццу за считаные минуты, надо сказать, ужин получился скромный и не плотный. С тахты Максим стащил картон с газетами на пол, улегся, буркнув Лане:
– Ложись на тахту.
– Она такая грязная… – произнесла та, рассматривая обивку.
– Извини, номер в пятизвездочном отеле не могу предоставить.
Но поделился газеткой. Лана расстелила ее, подложила под голову джинсовый жилет Максима и улеглась. Он дунул на свечу…
Неудачно начатый рабочий день пойдет наперекосяк – примета есть такая. Эрнст в силу своей молодости и уравновешенного характера (правда, не без изъянов) не понимал той радости, когда старшие товарищи портят себе и коллегам настроение. Это говорит о слабости, однако Филонову без разницы, что о нем подумают, он ставил цель и обычно ее достигал, для него неважно, какими способами, насколько справедлив выбранный им путь. Он сидел за столом и авторучкой отбивал фразы:
– Его вчера вечером видели, а вы говорите: убрался! Уж который раз Балашов появляется в центре города, значит, что?
Молчание. Нашелся один любопытный из оперативников:
– И что?
– Он залег неподалеку, – ответил Филонов. – Об этом говорит локальное место его появления, оно расположено в центральной части. Здесь его и нужно искать.
– Всех его знакомых перебрали, – напомнил Эрнст, – никто не прячет Балашова.
– Необязательно он прячется у знакомых, думаю, Балашов сообразил, что к ним можем прийти мы, – возразил тот же опер.
– Разумно, – согласился с ним Филонов. – Скорей всего, он обосновался в глухом месте, куда не заглядывают стражи порядка. Это складские помещения, где много укромных уголков, аварийные и в результате заброшенные здания, зоны отдыха – еще довольно тепло, в конце концов, не составляет сложности попасть в подвалы и на крыши многоквартирных домов. Разделимся на группы, людей нам дают из военной части, я договорился, и начнем поиски.
– С крыш? – поинтересовался Ким.
– Подвалов, – набычился Филонов, уловив в вопросе желчную ноту.
– А поиски организуем с собаками?
– С умниками вроде тебя, – огрызнулся следователь. – Не понимаю иронии! Опасный преступник разгуливает по городу, а вам все хихоньки да хахоньки. Свободны. Помощники приедут через час, тогда и выступим.
Второй круг делала Настя, выворачивая руль и ругаясь вслух:
– Пять минут ехать, а чтоб припарковаться, нужно потратить полчаса! Ну же! Кто-нибудь! Убирайтесь с парковки! Мне очень надо, очень…
И еще круг сделала, объехав квартал. То ли водителем автомобиля, то ли богом, но мольбы были услышаны. Настя подъезжала к ателье, когда иномарка плавно сошла с места, освободив «копейке» с неповоротливыми колесами несколько метров вдоль тротуара.
