– Я и не знал, – тихо признался он, – что в мире так много солдат.
А все короли и вожди Ирландии должны были выказывать ему свое повиновение с того самого момента, как Генрих появился на острове. Верховный король и все важные персоны Коннахта и остального запада пока держались в стороне, но вожди великих ирландских кланов из других провинций, по своей воле или нет, были вынуждены искать расположения Генриха.
Отец Гилпатрика смотрел на все это с презрением, но ничего хорошего не ждал.
– С такой армией они все к нему явятся, даже быстрее, чем к Бриану Бору. Но как только он уедет, они очень скоро забудут все свои клятвы.
Однако Гилпатрик разгадал далеко идущие планы короля. Генрих был весьма хитрым правителем. Едва приехав в Ирландию, он заявил, что берет под свою личную власть Дублин и все его земли, а также Уэксфорд и Уотерфорд. Стронгбоу был пожалован титул лорда Ленстера, но управлять Дублином в качестве личного представителя Генриха, то есть лорда-наместника или вице-короля, должен был другой крупный английский вельможа, лорд де Ласи, которого Генрих привез с собой. Так что внешне любой ирландский вождь, глядя на восточную часть острова, увидел бы традиционное ирландское устройство: король Ленстера, король Дублина и несколько отчасти иностранных портов. Но за всем этим стоял теперь второй верховный король, куда более могущественный, чем даже Бриан Бору, – некий верховный король из-за моря. И если бы кому-нибудь понадобилась управа на верховного короля О’Коннора в Коннахте или если бы Стронгбоу, а может, даже де Ласи начали вести себя так, как они привыкли, и попытались бы посягнуть на чужие территории, то разве не мудро было бы отправиться к королю Генриху и просить его о защите от соседей, хоть ирландцев, хоть англичан? Именно так теперь и будут строиться отношения на острове. Платишь дань скотом – получаешь защиту. Генрих использовал своих лордов, чтобы те присматривали друг за другом, а заодно и запугивали вождей. Так думал Гилпатрик.
– Этот человек весьма умен, – проворчал он. – Он разыгрывает свою партию куда лучше, чем мы.
Оставалось неясным, что будет с Дублином. Судя по всему, он был передан торговой общине Бристоля, но никто не понимал, чем это обернется. У бристольских торговцев в Дублине были точно такие же права, как и дома. Могущественный Бристоль обладал древними привилегиями, получал огромные доходы и считался главными воротами на английский рынок. Торговцы там купались в золоте. Означало ли это, что и Дублин займет достойное положение? Прошел слух, что английский король желает, чтобы все торговцы и ремесленники, покинувшие Дублин, вернулись.
– Пока трудно сказать наверняка, – говорил накануне Гилпатрику Палмер, – но если из Бристоля к нам будут приходить дополнительные деньги, Дублин только выиграет.
Но что по-настоящему удивило Гилпатрика, так это новость, которую он узнал сегодня утром. И теперь, глядя на огромный шатер короля, он поделился ею с отцом.
– Ты это не всерьез, – не поверил ему отец.
– Мне утром сказал архиепископ О’Тул.
– Этот человек убивает архиепископа, а потом созывает епископов на совет? Обсудить реформу Церкви? – Отец с изумлением посмотрел на Гилпатрика. – Что именно сказал О’Тул?
– Что он туда поедет. И возьмет меня с собой. Видишь ли, он не уверен, что король Генрих действительно виноват.
Вопрос о том, в самом ли деле король Генрих приказал убить Томаса Бекета на прошлое Рождество, до сих пор горячо обсуждался по всей Европе. В основном всем казалось, что если даже он не отдавал прямого приказа, то все равно был ответствен за это убийство, а следовательно, виновен. Папа римский пока не вынес своего суждения.
– И где и когда состоится сей совет? – спросил Гилпатрика отец.
– Этой зимой. Видимо, в Манстере. В Кашеле.
Всю осень Уна наблюдала за Фионнулой с любопытством и тревогой. Рори О’Бирн уехал в Честер, но Брендан уже дважды приезжал в Дублин за несколько недель до прибытия короля Генриха. Каждый раз перед отъездом он навещал Фионнулу, но намерения его так и оставались неясными. Фионнула продолжала помогать Уне в больнице, возможно, для того, чтобы отвлечься. О Брендане они не говорили. Уна могла лишь предположить, что в такое время у него хватало забот и помимо женитьбы.
А вскоре после приезда короля Генриха в Дублине снова появился кузен Брендана. Сначала они только слышали, что его кто-то заметил в городе. Но собирался ли он пробыть здесь всего несколько дней, а потом снова уехать, или у него были какие-то другие планы, Уна знать не могла.
– Я видела его у причала, – сказала ей как-то утром жена Палмера.
– Что он там делал? – спросила Уна.
– Да вроде бы играл в кости с английскими солдатами. Так, будто знал их всю жизнь.
На следующий день Уна увидела его сама. Хотя ворота города были открыты, а рынок оживлен, как никогда, из-за такого количества английских солдат, Уна не слишком стремилась бывать в центре, а когда отправлялась туда, то изо всех сил старалась избегать того переулка, где стоял ее родной дом, потому что воспоминания были слишком болезненными. Но почему-то в тот день, уже в сумерках, выходя с Фиш-Шэмблс, она решила повернуть в ту сторону – просто взглянуть одним глазком. И когда она заглянула в ворота и увидела маленькую отцовскую жаровню, то заметила, что в переулке, напротив их дома, прислонившись спиной к изгороди, прямо на земле сидит какой-то человек. Голова его была опущена, и по самой его позе и исходящему от него запаху эля Уна догадалась, что он пьян. Она ничуть не испугалась, но решила поскорее пройти мимо. Чтобы ненароком не наступить на него, девушке пришлось внимательно смотреть под ноги, и тогда она вдруг с изумлением увидела его лицо. Это был Рори.
Видел ли он ее? Едва ли. Она не знала, что ей делать. Заговорить с ним? Пожалуй, не стоит. Она не была потрясена. Многие молодые люди время от времени напивались. Она прошла немного вперед и вдруг сообразила, что идет не в ту сторону, так что ей пришлось повернуть обратно. Как всегда в ноябре, быстро темнело, становилось холодно, с севера подул колючий, пронизывающий ветер. Подойдя к Рори, она увидела, что теперь глаза его закрыты. Неужели он так и останется здесь на всю ночь? Он же замерзнет насмерть. Она остановилась и окликнула его по имени.
Веки его дрогнули, и он открыл глаза. Уна решила, что в полутьме он может ее не узнать. Взгляд у него был отрешенный.
– Это я, Уна. Из больницы. Вы меня помните?
– А-а… – Он как будто даже попытался улыбнуться. – Уна.
А потом он завалился набок и замер.
Уна постояла рядом еще несколько минут, надеясь, что он очнется. Но он не шевелился. Тут в переулке показался мужчина, кативший ручную тележку с Фиш-Шэмблс. Пора было действовать.
– Я из больницы, – сказала Уна мужчине. – А это один из наших пациентов. Вы не поможете мне отвезти его туда?
– Доставим в целости и сохранности, не извольте беспокоиться. Эй, дорогуша, открой глазки! – крикнул мужчина прямо в ухо Рори.
