А потом, по-прежнему оставаясь в седле, словно был готов в любую минуту повернуть обратно, начал непринужденно рассказывать о своем поместье, о событиях в Дифлине, о грузе вина, прибывшем в порт недавно. Говоря это, он то и дело улыбался – спокойно и приветливо. И ни единым намеком – ни словом, ни взглядом – не напомнил ей о том оскорблении, которое она нанесла ему, и об извинениях, которые ему задолжала. Он был великолепен. Этого Килинн не смогла бы отрицать.
Но больше всего ее потрясло другое. За бурные месяцы, что прошли после их расставания, она и забыла, как он хорош. Когда, услышав стук копыт, она повернулась к воротам и увидела его, ее будто ударили наотмашь. На великолепном скакуне со сверкающей сбруей сидел стройный, словно юноша, синеглазый рыжебородый красавец. Ей вдруг стало трудно дышать. Чтобы как-то отвлечь его внимание, она принялась расправлять платье, пытаясь хоть немного выровнять дыхание. Ей пришлось приложить все свои усилия, чтобы не покраснеть, и, боясь, что он заметит ее волнение, она нарочно смотрела на него с холодной яростью, лишь бы он не догадался о ее истинных чувствах. Но все то время, пока он говорил, она так и не смогла до конца успокоиться и постоянно ощущала, как сильно колотится сердце.
А тем временем Харольд, безмятежно глядя на нее, решил перейти к главному.
– В прошлом году, – с безупречным хладнокровием заметил он, – шла речь о том, что мы с тобой поженимся. – (Килинн молчала, опустив глаза.) – Время идет, – продолжал он. – Люди движутся дальше. – Он помолчал достаточно долго, чтобы Килинн осознала его слова. – Но я подумал, что мне следует к тебе заехать. – Он обаятельно улыбнулся. – Мне бы не хотелось потерять тебя из-за обычной небрежности. В конце концов, – любезно добавил он, – ты того стоишь.
Килинн пришлось принять комплимент. А что еще ей оставалось?
– Просто были некоторые трудности… – Наклонив голову, с трудом выговорила она, так и не сказав ему ни слова извинения.
– Но ведь их можно преодолеть? – предположил Харольд.
– Разные трудности…
Она чуть было не заговорила о религии, но вовремя спохватилась.
– Решение за тобой, Килинн. – На этот раз Харольд посмотрел на нее довольно строго. – Мое предложение остается в силе. Я сделал его с открытым сердцем. Но что бы ты ни решила, я прошу тебя дать ответ к Пасхе.
– Верно ли я поняла, – с легким раздражением спросила Килинн, – что после Пасхи твое предложение потеряет силу?
– Потеряет, – ответил Харольд и, развернув коня, умчался прежде, чем Килинн успела сказать еще хоть слово.
– Боже мой, – пробормотала она, когда Харольд скрылся из виду. – Ну и наглец!
Моран вовсе не удивился, когда даже к десятому апреля от Килинн по-прежнему не было вестей.
– Когда она приедет, – сказал ему Харольд, – ждать придется ей. – Он улыбнулся. – И то будут условия, уж не сомневайся.
– Да она вообще не приедет, – возразил Моран, не потому, что был в этом уверен, а потому, что не хотел, чтобы его друг страдал.
Однако вскоре наступили события, которые сразу оттеснили будущую женитьбу Харольда на задний план. В гавань пришла галера с известием, что северная флотилия очень скоро будет в Дифлине. А через два дня с юга примчался всадник и сообщил, что Бриан Бору уже на подходе.
Когда на следующий день Моран с семьей приехал в поместье Харольда, настроен тот был очень решительно. Норвежец хотел остаться и защищать свое имение, как и в прошлый раз.
– На этот раз все будет по-другому! – предупредил его Моран. – Там соберется всякий сброд: мародеры, пираты, головорезы, которые станут убивать просто ради развлечения. Если они двинутся в эту сторону, тебя ничто не защитит. – Сам Моран собирался вернуться к королю О’Нейлу, как он сделал прежде. – Ты с сыновьями должен отправиться со мной! – настаивал он.
Но Харольд продолжал находить предлоги и увиливать. Наконец он спросил:
– А если Килинн приедет?
К этому вопросу Моран был готов.
– Она вчера перебралась в Дифлин, – сказал он напрямик. – И уж точно останется там, как и тогда. Но ты можешь оставить ей письмо и предложить поехать за нами, если она все-таки появится здесь.
Постепенно Морану все же удалось убедить друга в том, что отъезд будет самым правильным решением. Огромное стадо коров разделили на четыре части; три из них, каждую со своим пастухом, отогнали в разные места, где найти их было сложнее всего. После этого Харольду ничего не оставалось, как спрятать все свои ценности и вместе с сыновьями собираться в дорогу. Четыре дня спустя они прибыли к королю Тары О’Нейлу.
Королевский лагерь производил впечатление. Для новой военной кампании король собрал грозную армию из самых воинственных кланов севера. Когда Моран привел к нему Харольда с сыновьями, О’Нейл поприветствовал их, а потом сказал:
– Начнется сражение, держитесь рядом со мной.
Такое предложение, как считал Моран, безусловно оказывало честь его другу, а заодно во многом обеспечивало его безопасность.
Уже скоро Моран освоился в лагере. По его прикидкам, здесь собралось около тысячи солдат. Едва ли на кельтском острове можно было найти более внушительные силы, сам Бриан Бору для осады Дифлина привел не больше народу. Немалая часть войска была собрана в Миде – центральном королевстве острова и главном оплоте О’Нейла, но и из более отдаленных областей все еще продолжали прибывать люди. Это были хорошие воины. Моран с удовольствием наблюдал за тем, как они оттачивают свое искусство в рукопашных схватках. Старый король рассчитывал оставаться в лагере до тех пор, пока не поступит известие о том, что Бриан дошел до Долины Лиффи, а потом хотел двинуться на юг, чтобы присоединиться к нему.
Но что он будет делать, когда доберется туда? Ежедневные учения и офицерские военные советы, свидетелем которых был Моран, – все говорило о том, что король Тары готов сдержать данное Бриану слово и сражаться. А может, за этими приготовлениями таился какой-то хитроумный замысел? Глядя на морщинистое, обветренное лицо короля Тары, Моран никак не мог разгадать его намерений и только после разговора, которого старый правитель удостоил его на следующий день, решил, что, возможно, наконец-то понял его стратегию. Король казался задумчивым, но Моран прекрасно знал, что он точно рассчитывал каждое сказанное им слово. Они говорили о людях, которых собрал король, об армии Манстера и о своем будущем противнике.
– Ты ведь знаешь, Моран, у Бриана много врагов. Он хочет править как верховный король и иметь больше власти, чем когда-либо имели О’Нейлы, ведь на самом деле весь остров никогда нам не подчинялся. Особенно им недовольны вожди Ленстера. Они почти такие же гордые, как мы. И они не одни такие… – Он бросил на Морана быстрый, острый взгляд. – Но если подумать, Моран, – продолжил он тихо, – все дело в том, что мы просто не можем позволить ему проиграть.
– Ты боишься остменов.
– Разумеется. Они же видели, как Кнуд с его датчанами захватил Англию. Если Бриан Бору сейчас проиграет сражение, остмены со всех северных морей тут же набросятся на нас. И мы не сможем им противостоять.
