– Ну что ты, я расплачивался и в номер.
– Врешь.
Павлов взял официантку под руку:
– Слушай, Лена, ну к чему эти разборки? Что делал я в Ташкенте, что делала ты до моего знакомства? Разве это важно? По-моему, важно другое, то, что ключи от отсека майора Глазова у меня.
– Вот как? Ключи от отдельного отсека?
– Да. И мы так сегодня порадуем друг друга!
– Ты открыто проводишь меня в модуль офицеров штаба?
– Люди на фильм пойдут, а мы потихоньку в модуль. Я зайду через вход, открою отсек, окно – и все дела.
– А я, значит, через окно?
– Предложи что-нибудь другое.
– Но меня могут увидеть.
– Лен? Ну кого здесь этим удивишь?
– Разговорчики ненужные пойдут.
Павлов рассмеялся:
– А ты такая наивная и не догадываешься о том, что эти разговоры давно по гарнизону гуляют. Как и те, что в красках описывают твой бурный роман с начальником химслужбы.
– Никакого романа не было, так, просто интрижка.
– Ну конечно. Скажи еще: платоническая любовь, и вы в его отсеке ночами книги Достоевского вслух читали.
– Я тебя ударю.
– Не получится. Так как решим?
Осипова опять вздохнула:
– Ладно, что любовь не делает. Когда и где встречаемся?
– В 20:50 у клуба. А потом к модулю офицеров штаба.
– В 20:50, – проговорила женщина, – хорошо. Но не у самого входа.
– Я буду рядом с курилкой. Увидимся, пойду за клуб, ты следом.
– Хорошо. Все, я пошла.
– Ты бы бюстгальтер, что ли, надела, а то груди случайно вывалятся.
– В бюстгальтере жарко.
– Может у тебя и трусиков нет?
Старший лейтенант попытался залезть под юбку, но получил удар по щеке.
– Может, и нет. Но не сейчас проверять. Будет время, все увидишь.
– Ты моя любимая!
– И не надейся от меня избавиться. Ты мой, и мы будем вместе.
– Конечно, кто же против?
– Надеюсь, ты не забыл о своем обещании?
– Прости, о каком?
Осипова посмотрела на старшего лейтенанта.
– Насчет 28-го числа?
– А?! Твоего дня рождения? Не забыл, отметим в лучшем виде.
– Я не о том. Ты обещал что сделать в этот день?
– Предложить тебе руку и сердце.
– Правильно.
– Так сделаю. какие проблемы? Но здесь расписываться не будем, тем более свадьбу устраивать. Ты заменяешься в августе, я – в сентябре. Ты поедешь к себе на Украину, я, получив отпуск и новое назначение, приеду к тебе. Вот тогда и зарегистрируемся, и свадьбу закатим, благо денег на это у нас куча. Весь твой райцентр гудеть будет.
– А не обманешь?
– Так я же предложение сделаю, а ты согласишься.
– И ко всему этому слово офицера, что все будет так, как должно быть.
– Конечно.
– Хотя… вполне могли расписаться и здесь. А дома сыграть свадьбу.
– Не по-людски это. Я должен с твоими родителями познакомиться, просить у них твоей руки. Чтобы все, как положено. Брак – это дело серьезное.
– Ох и хитрый ты, Павлов.
– Не веришь?
– Не знаю. Хочу верить.
– Верь, Лена, без веры человек мертв.
– Типун тебе на язык, кто здесь о смерти говорит? Она и без разговоров стольких ребят унесла.
– Да. Но все, разбегаемся. Иди!
– До вечера, Боренька.
– До вечера, дорогая.
Павлов проводил взглядом фигуру подруги, усмехнулся:
– Хороша, бестия, слов нет, но жениться… Нет уж, дорогая, как-нибудь без этого. Иначе потом рогами провода рвать будешь. Такие девочки для семейной жизни не пригодны. А жаль, ведь все при ней. Но сущность не изменить.
Старший лейтенант был холост, в Тамбове в уютной двухкомнатной квартире жила его мать – учительница биологии в школе, которую и он в свое время окончил.
Он, выкурив сигарету, пошел к батальонному модулю.
В это время в таком же офицерском модуле, но эскадрильи, в одном из отсеков находились трое. Экипаж вертолета «Ми-8» под номером 33. Командир, капитан Фролов Владимир, штурман, старший лейтенант Илья Истомин, и борттехник, прапорщик Юра Бобров, лежали на кроватях, под кондиционером.
Борттехник проговорил:
– Мужики, на обед скоро.
– К черту этот обед, – ответил Истомин.
– Это понятно, перекусить и здесь можно, но так ведь положено.
– Положено, – протянул Истомин. – А не пойдем, что будет? От полетов отстранят? Так завтра ничего не намечается, иначе уже сегодня объявили бы. И потом, если надо срочно поднять «вертушки», командир будет смотреть на запреты? Так бы и косили от войны. Пропустили обед или ужин – отстранение, чуть поднялась температура – отстранение. Кто бы задачи решал?
Фролов прекратил перепалку:
– А ну, отставить базары. Обед по распорядку.
Техник мимикой передразнил штурмана, тот показал ему кулак.
Сам же командир экипажа читал письмо, доставленное еще вчера. Капитан Фролов Владимир Евгеньевич родился в 1961 году в Москве, отца он не помнил, жил с матерью. После школы, неожиданно для всех, ведь учился на «отлично» и мог бы поступить в любой московский вуз, Владимир уехал в Сызрань, где стал курсантом авиационного училища летчиков. В 1982 году, закончив училище, служил три года в Группе советских войск в Германии (тогда была и такая, как и ГДР, как и Варшавский договор, как и войска, расположенные в Восточной Германии, Польской Народной Республике, Венгрии, Чехословацкой Социалистической Республике). Отслужил, как холостяк, три года. В конце второго года службы в ГСВГ получил известие, которое потрясло его. В 36 лет умерла мать. Он отбыл в отпуск по семейным, на похороны, узнал, что она почти год болела раком, что тщательно скрывала от единственного сына. Лечение результатов не дало, и мамы не стало. Квартира осталась за ним, так как из нее он уходил в армию. Заменившись в 1985 году в Московский военный округ, встретил красивую девушку Ольгу. Они поженились. А затем командировка в Афганистан. Сейчас в московской квартире жила жена Ольга и трехлетний сын Артем. От Ольги и пришло письмо, описывающее жизнь без него в Москве, но как-то сухо, кратко, словно отписывалась.
Перечитав послание, ответил он на него еще вчера, капитан вложил исписанные листы в конверт, положил его в тумбочку.
Подал голос штурман:
– И чего дальше, командир?
