У Осиповой расширились глаза:
– Как набил? Где? За что?
– Как набивают? Кулаком по туше да по черепу. В модуле штабистов, за то, что он прессует тебя.
– Ты что наделал, Боря? Ведь теперь тебя посадят.
– Уже посадили. Свидетелей не было… ну кроме дневального, тот обещал молчать, Козлов был пьян в стельку, сам нарвался. Синяк если и будет, то на подбородке. А это он мог и о стол шарахнуться после попойки.
Осипова покачала головой:
– Не надо было это делать, Боря. Начпрод злопамятен, он только больше теперь будет доматываться.
– Не будет. Я его предупредил. А вообще, он может и злопамятен, но труслив, как шакал. Такие могут принести вред, если есть на чем. А у Козлова никаких доказательств, что я ему въехал в брюшину и череп, нет.
– А солдат? Ты говоришь, он будет молчать. Я же сомневаюсь, если за дело особисты возьмутся. А в общем это тоже неважно. Значит, ты любишь меня, раз полез в драку.
Павлов хотел сказать, что никакой драки не было, как в принципе нет и любви, но это стало бы верхом глупости.
– Как же иначе, дорогая!
– Теперь нам в модуль штабистов нельзя?
– Почему? Можно, я там все приготовил.
– Ой, Боря, боязно мне!
– Это от перебора. С похмелья всегда состояние нервное, тревожное, выпьешь немного шампанского – успокоишься.
– Ты и шампанское достал?
– А как же? Ведь сегодня необычный день.
– Ты помнишь свое обещание?
– Конечно. Но пойдем, и так времени потеряли много.
– Извини.
– Не за что, вся ночь впереди. Лишь бы скрытно в отсек Глазова пройти, чтобы ненужных вопросов избежать.
– Ну, пойдем.
Как и в прошлый раз, женщина осталась ждать за углом в темном месте, старший лейтенант прошел к дневальному.
Тот поднялся, улыбнувшись:
– Это вы? Я раньше ждал.
– Что тут?
– Все чики-чики, в отсеках секретарь парткома с комсомольцем, по-моему, в карты режутся, начальник артиллерии. Тот где-то тоже не хило поддал и спит, да еще заместитель начальник штаба и… ваш корешок начпрод.
– Он как?
– Да ничего. Часа два спал, потом вышел, походил туда-сюда и обратно в отсек. Так и сидит там. У него видак работает.
– У тебя Козлов ничего не спрашивал?
– Нет. Замечание сделал, что тельник не свежий, а я перед нарядом стирался.
– В общем, как до столба?
– Так точно.
– Ладно, ты паси обстановку, я за дамой. Нет, сначала дверь открою.
Павлов открыл сектор начальника бронетанковой службы, вышел на улицу. У входа остановился. Старший лейтенант взглянул внутрь. Дневальный показал – заходите, мол, чисто.
Борис с Еленой прошли коридор, запорхнули в секцию, Павлов закрыл дверь, выдохнул:
– Ну вот и ладненько. Теперь, дорогая, – он повернулся к Осиповой, – мы в полной безопасности.
– Прохладно слишком.
– Ничего, еще жарко будет.
– Да? Так будешь стараться?
– Как никогда. Прошу, мадам!
– Мадемуазель.
– Да что ты?
– Я же не замужем.
– Мне казалось, только девственницу называют мадемуазелью.
– Что совершенно не означает, что мадемуазель обязательно девственница.
– Ясно. К столу, мадемуазель!
Елена прошла за стол, Павлов достал из холодильника шампанское, водку, коробку конфет. Из шкафа стаканы, с тумбочки пепельницу, бросил на стол пачку сигарет, зажигалку. Открыл шампанское. Два движения, хлопок, пробки нет и только выхлоп газа. Наклонив стаканы, чтобы сразу налить и не разлить, наполнил их игристой светлой жидкостью.
Елена посмотрела на этикетку:
– Полусладкое, как раз мое любимое. А ты какое предпочитаешь? Раньше не замечала.
– Мне без разницы. Я шипучку, как любое вино, не люблю. Водка, спирт, а лучше всего хороший самогон.
– Фу! – скривилась Осипова, – самогон. Может, еще одеколон?
– Что вы, женщины, понимаете? Одеколон, кстати, не пью. Но ладно, за тебя, дорогая, за твой двадцать первый год, расти большой, не обижай маленьких.
Они выпили.
Елену видно мутило и сушило ко всему прочему, поэтому опустошила весь стакан, Павлов и до половины не дотянул. Поморщился так, словно хватанул уксуса.
Елена же проговорила:
– Какая прелесть. Хорошо. Тепло ощущается.
– Еще?
– Подожди, не гони.
Она потянулась за сигаретой.
– Ты же не куришь, – сказал Павлов.
– Решила начать, у нас все девчонки курят, а я что, «белая ворона»?
– Лучше не начинай. Потом жалеть будешь. И бросить гораздо труднее.
– А я и не думаю бросать.
– Как же дите рожать будешь? И его или ее травить дымом?
Осипова взглянула на Павлова. Ей заметно похорошело:
– Дите? Об этом не подумала, конечно, у замужней женщины должны быть дети, и у нас будут. Ты кого хочешь?
Павлов подумал: почему сразу у нас? У нас как раз никого и не будет, это он и в будущем позаботится, но сказал, чтобы не портить вечер:
– Сына и дочку!
– О! Это много. Одного ребенка хватит!
– Тогда сына.
– А если родится дочь?
– Ну что за вопросы, Лена, дочь, значит, дочь.
Он налил ей шампанского, себе в другой стакан водки.
– А ты ничего не забыл? – прищурив глаза, спросила официантка.
– Считаешь, самое время?
– Считаю, что да!
– Хорошо.
Старший лейтенант прошел до шкафа, достал коробки.
– Это тебе просто подарок на день рождения, – он протянул коробку с серьгами.
Осипова открыла:
– Какая прелесть, таких у меня нет. Ты угадал. Спасибо, дорогой.
Она явно ждала продолжения.
– А вот это… – старший лейтенант выдержал паузу, сам открыл коробку, – прими, пожалуйста, вместе с предложением стать моей женой.
– Ой, Боря! Наконец-то дождалась. – Она взяла коробку: – Какое колечко. С алмазом?
Павлов понятия не имел, что за камень на кольце, но ответил:
– Дуканщик сказал, бриллиант.
– Я балдею.
Елена надела кольцо на безымянный палец правой руки:
