– Салам, офицер!
– Салам. Видад Файдар?
– Да.
– С тобой проживает семья сына. Где Гафар Файдар?
– Занимается подготовкой завтрашних поминок.
– Поминок? Погоди, Файдар, Файдар, – офицер посмотрел на Видада, – это твою жену и дочь по ошибке разбомбили ВВС сил по поддержанию безопасности, когда охотились за бандой талибов?
– Не только жену и дочь, но и всех родственников, как с нашей стороны, так и со стороны жениха, и еще едва ли не половину Урдуна.
– Хм. К сожалению, такое иногда бывает.
– Не часто ли, господин офицер? То госпиталь, то похороны, то свадьба. Американцы в Афганистане разучились воевать? Или они и не умели этого?
– Прекрати ненужные разговоры. Значит, у тебя есть причина ненавидеть американцев, так?
– Я и ненавижу их. И молю Всевышнего, чтобы они быстрее убрались из страны.
– А что это ты так за страну беспокоишься? Ведь ты по национальности русский? Бывший капитан советских ВВС, командир вертолета.
– Тебе, офицер, если известно это, то должно быть известно и другое. Я попал в плен. А потом остался здесь, обретя семью, новую веру и новую родину. Я такой же, как ты. Ведь в Афганистане живет много национальностей. Вот ты, по-моему, узбек.
Сотрудник НДБ недовольно сощурился:
– Не обо мне речь, о тебе. Где был утром?
– С сыном ездил в Будак.
Офицер НДБ едва не подпрыгнул:
– Вот как? И когда это было?
– Выехали где-то без двадцати десять.
– Следовательно, в 11:00 могли быть в лесу за Чараном?
– В принципе, могли. Но нам там делать нечего. Мы ехали в Будак, я вышел у мечети, там были люди, они должны опознать, а сын проехал к мукомолу Али, он известен на весь район. У него сын купил два мешка муки. Когда ехали назад, слышали сильный взрыв, видели дым за лесом.
– А больше никого и ничего не видели?
– Машины – попутки, встречные были.
– Что-то мне подсказывает, не всю правду ты говоришь, бывший капитан Фролов.
– А ты мозгами пораскинь, офицер?
– Что?
– Мозгами, говорю, пораскинь? Ты же подозреваешь меня с сыном?
– Вы могли быть там.
– Так вот и говорю, пораскинь, если я хотел бы сбить самолет, то, во-первых, где взял бы ПЗРК? Это не карабин, не автомат и даже не РРПГ. Те еще можно купить. Но ПЗРК? И найдешь, никаких денег не хватит купить.
Офицер прервал Файдара.
– А откуда ты знаешь, что американский самолет сбили из ПЗРК? Об этом никто не говорил.
Файдар вздохнул:
– Я же профессиональный военный, офицер и знаю, что из РПГ попасть по самолету можно только случайно, да и шансов на это мизер. Очередь крупнокалиберного пулемета типа ДШК было бы слышно и в Чаране, и в Будаке, и даже в машине. Достать летящий самолет можно только из ПЗРК. Из какого, мне неизвестно.
– Продолжай!
– Во-вторых, допустим, я купил бы «Стингер» или русскую «Иглу», впрочем «Иглу» достать еще труднее. Пусть будет «Стингер». Я по специальности не зенитчик, а летчик, пилот вертолета. Меня обучали уходить от ракет средств ПВО, а не стрелять из них. Использование же ПЗРК требует знаний и навыков, тренировок. Насколько знаю, в Союзе расчеты готовились по полгода в специальных учебках. Но ладно, пусть я имел бы и навыки обращения с ПЗРК. Но это надо быть идиотом, чтобы открыто через селение ехать до Чарана, а потом еще к «зеленке», если есть объездной путь, который выходит в Хайдарский проход. Но пусть даже я идиот, к тому же решивший подставить сына, то как наш пикап во время атаки на самолет мог быть в Будаке? Сына видел Али, меня тоже многие мужчины. Мой тебе совет, офицер, ищи оператора ПЗРК в другом месте. Или заводи дело. Но оно рассыплется, у меня алиби и много свидетелей. А то, что я ненавижу американцев, так это не причина, их ненавидят большинство афганцев разных национальностей. А особенно фанатики талибы, хотя с ними-то как раз американцы отчего-то особо не воюют. Весь юг под контролем Талибана.
– Ну ты мне еще лекцию прочитай!
– Ты спрашивал, я отвечал. Все сказал. Добавить нечего. Отпустишь, уйду, задержишь, надевай наручники, веди в НДБ, где выставишь себя не посмешище. А я потом на тебя в суд подам за клевету и за то, что ты нанес мне моральный ущерб, лишив возможности провести поминки убитых твоими хозяевами жены и дочери. Давай, офицер, принимай решение.
– Ты мне не указывай. – Он вздохнул, посмотрел на Файдара, на лист исписанный бумаги. Подумал, скомкал лист, бросил его Файдару: – Забери и меньше болтай языком, свободен!
– Ты себе свободы пожелай, я-то всегда был свободен.
– Ага, особенно в плену.
– И в плену тоже. А вот ты… но ладно. Прощай, офицер. И здесь, поверь мне, вам делать нечего.
– Иди, сказал!
– Послал бы я тебя по-русски, да ведь не поймешь.
Файдар, оставив за собой последнее слово, вышел из дома допросов. За ним вышел и сотрудник НДБ.
Он окликнул полицейских:
– Все! Толпу распустить, уезжаем.
Мужчины селения окружили Файдара. Никто конкретно ничего не знал, но мало кто не догадывался, что это именно их земляк сбил американский самолет, что в глазах сельчан подняло капитана Фролова на недосягаемую высоту авторитета. Однако афганцы умеют сдерживать эмоции. Их беспокоило одно, не грозило ли что Файдару. Оттого и слышались вопросы, о чем его допрашивали, подозревают или нет, не арестуют ли.
Файдар отвечал спокойно, уверенно:
– Ничего не будет, братья. У полиции нет никаких доказательств причастности жителей нашего селения к катастрофе американского самолета. Идите по домам, занимайтесь хозяйством. А завтра приходите на поминки.
И его послушались. Впервые все мужчины кишлака подчинились не главе администрации, который поспешил уйти пораньше, а ему, русскому афганцу. Это говорило о многом.
Утром воскресенья, 31 августа, начались поминки седьмого дня. Все было как и прежде. Приходили люди. Женщины проходили в дом, мужчины во двор, кушали, молились, вспоминали, уходили. Их меняли другие. Все как и прежде, кроме появления в кишлаке неприметной «Тойоты», что встала недалеко от ворот.
Гафар первым увидел Бакира Павара и Фади Дугани, окликнул Файдара:
– Отец?!
– Да, сын?!
– Твои друзья из Кабула приехали.
– Где? О! Вижу.
Павар и Дугани вошли во двор.
Файдар пошел навстречу. Бывшие сослуживцы обнялись.
На них почти не обращали внимания, мало ли кто приехал к хозяину дома в день поминок.
