– Я тоже, Олег Васильевич, – кивнул Вий-Совяцкий. – Ну что ж, предлагаю зайти ко мне, посмотрим на план.
Названный Олегом Васильевичем бросил хмурый взгляд на Солоху, потом пристально осмотрел нас с Сашей. В серебристых глазах мелькнуло что-то нехорошее, тонкие губы упыря исказила кривая ухмылочка.
– Как скажете, Павел Константинович, – проворковал он. – Коллеги, ну же. Не будем задерживать пана ректора. Приступим.
Почему-то показалось, что вся бравая семерка примет свою настоящую форму – этаких тварей с когтями и зубами – и вцепится в наши глотки. Тем не менее комиссия дружно пошла за Вий-Совяцким, который по-прежнему удерживал подозрительную улыбочку.
Солоха шумно выдохнула и повернулась к нам:
– Плохи дела. Эти гады будут вынюхивать и высматривать. Нельзя даже намек дать, что у нас тут хозяйничал злыдень.
Я только покачал головой:
– А как же мы поясним им отпечаток силы Призрачного Цимбалиста?
Солоха провела ладонью по лицу, ругнулась и вздохнула:
– На ходу что-то выдумаем. Сейчас первая пара как раз, они придут ко мне. А вам держать ухо востро… и язык за зубами. Расходимся.
Мы с Сашей на удивление синхронно кивнули и расползлись каждый в свою сторону: Солоха к ведьмакам, Саша в подвал, к практикующимся злыдням, а я поплелся в свою группу. Как прикрывать Цимбалиста и чем объяснять его присутствие – понятия не имел. А ведь почуют. У него же магический отпечаток – о-го-го! Хорошо хоть вчера ушел без шума и пыли, сразу после вопля Дидько. Медведем, кстати, завхоз посчитал моего Дымка, который разлегся возле дверей Дины и Тани и преспокойненько себе дрых. А тут – бац! – Дидько с вилами. Кот, конечно, и перепугался до одури, зашипел. А Дидько спросонья принял его почему-то за медведя. Учитывая, что они совсем не похожи, я терялся в догадках, как можно было перепутать.
Едва толкнул дверь и оказался в аудитории, как группа, словно по команде, смолкла. Все уставились на меня, как на привидение во плоти. В воздухе повисла напряженная тишина. Кинул взгляд на первую парту – Дины не было. Нахмурился и сел за свой стол, побарабанил пальцами и открыл журнал. Студенты выжидающе уставились на меня.
– А где это ваша староста? – спросил я как можно более безразличным тоном.
Тишину никто не нарушил. Мне это не понравилось. Подняв голову, хмуро осмотрел студентов. Багрищенко старательно пялилась в свой конспект. Не знай я, что она отличница, решил бы, что пытается спешно вызубрить то, что прошляпила сделать вечером. Выглядела она весьма бледно, но не страшно. Поначалу отогнать ее от Кирилла стало тем еще испытанием, но я был непреклонен – спать! Утром вряд ли у нее нашлось время скользнуть в лазарет. Да и Шаленый не пустит же. Поэтому взгляд, которым она уставилась в свой конспект, не давал понять, в каком расположении духа находилась юная ведьма.
– Таня, – окликнул я ее, и Багрищенко вздрогнула, словно вынырнула из мыслей.
– Да, Андрей Григорьевич?
Я нахмурился. Вот же ж влюбленные, дидько их за ногу!
– Где Дина? Почему ее нет на занятиях?
Таня немного замялась:
– С утра в лазарет пошла, сказала, что нехорошо себя чувствует.
– Хорошо так пошла, – хихикнул Малявкин, но, заметив мой недовольный взгляд, резко смолк.
Вздохнув, я закрыл журнал.
– Так, понятно. Идем дальше. На прошлом занятии мы с вами рассматривали теорию применения мольфарских навыков в экстремальных условиях. Сегодня мы продолжим изучать тему, поэтому все дружно открыли конспекты и… приготовились внимать.
* * *
Вий-Совяцкий быстро шел по коридору, чувствуя, как сверлят спину упыри своими отвратительно серебристыми глазами. Хвеся, завидев такую орду в приемной, невольно потянулась к метле. Пришлось зыркнуть на нее нехорошим взглядом, чтобы вела себя прилично.
– Хвесенька, прошу вас, голубушка, принесите две чашечки кофе.
– С кардамоном, – пискнул Олег Васильевич, – очень хорошо освежает.
– А… – начала Хвеся, явно пытаясь намекнуть, что две чашки кофе на восемь персон будет маловато.
– Две чашки, – с нажимом произнес Вий-Совяцкий и быстро зашел в кабинет.
Упыри неприятно похихикали и скользнули следом. Радовало, что говорил только один. Впрочем, этому было объяснение.
– Присаживайтесь, господа, – как ни в чем не бывало сказал он, указывая на кресло.
Повисла тишина. Вий-Совяцкий подхватил из шкафа толстенную папку с потрепанными завязочками. Положил ее на стол, а сам устроился в кресле. Упыри не шелохнулись, только Олег Васильевич приподнял уголки губ в кривой ухмылочке.
Распахнулась дверь, и в кабинете появилась Хвеся. Бросила настороженный взгляд на стоявших упырей, поставила поднос с чашками на стол и быстро выскользнула в приемную.
– А кардамон-то не забыла, – довольно пропищал Олег Васильевич и плюхнулся в кресло. – Начнем?
Вий-Совяцкий невозмутимо взял чашку, отпил глоток, нарисовал в воздухе сложный символ, и замок с громким щелчком захлопнулся.
Олег Васильевич тоненько захихикал. Остальные упыри повторили, в результате чего звук оказался крайне мерзким.
Вий-Совяцкий принялся перелистывать отчет по успеваемости первокурсников.
– Долго будет этот маскарад? – спросил он.
Все семеро тяжело вздохнули. Олег Васильевич только хмыкнул и хлопнул в ладони – шесть упырей растворились в воздухе. Теперь вместо сухонького маленького старичка напротив Вий-Совяцкого сидел высокий мужчина, едва перешагнувший тридцатипятилетний рубеж. Темная строгая одежда – затянут по самое не балуйся, даже верхняя пуговица воротника-стойки застегнута наглухо. Лицо – худое; светлые брови вразлет, длинный прямой нос, узкий подбородок, тонкие губы. Глаза – светло-серые, с едва заметной серебристой искоркой, волосы – бесцветно-белые, аккуратно зачесаны назад. Вид такой, словно только что вышел из парикмахерской. Руки затянуты в неизменные белые перчатки. На безымянном пальце правой – массивный платиновый перстень с вырезанным из белой яшмы черепом. Вий-Совяцкий никогда не видел его без этих перчаток. Создавалось впечатление, что Олег Вещев попросту боялся запачкаться о бренные вещи этого грязного мира. Упыри, конечно, бывают разные. Этот – живое доказательство. Точнее, не совсем живое.
– Ты мне что-то не особо рад, – заметил Олег, взяв фарфоровую чашку с розочками за ручку, изящно так, всего двумя пальцами. Пальцы у него, кстати, длинные, до безобразия гибкие. Пианистом бы быть, да только еще неизвестно, какую мелодию он наиграет. Да и голос – ни следа от первоначального писклявого тенорка – мягкий раскатистый баритон.
– Скорее, озадачен, – хмыкнул Вий-Совяцкий. – С каких пор ты ходишь в виде комиссии по университетам?
Олег попробовал кофе, благосклонно кивнул и откинулся на спинку стула.