Учитывая, что от него я этого ожидала меньше всего, даже невольно попятилась.
– Да я сама могу, – пробормотала, еле сдерживаясь, чтобы глупо не захихикать, потому что представила себя, гордо вышагивавшую по внутреннему дворику, под ручку с Шаленым.
– Гуцол, характер показывать будешь родителям и братцу-раздолбаю, – неожиданно резко сказал он. – Упрешься – дотяну на плече.
Я глупо захлопала ресницами, но сориентировалась и уцепилась за локоть Шаленого. Кажется, только сейчас поняла, что боюсь его больше всех остальных.
Он улыбнулся уголками губ:
– Ох, женщины. Пошли уже.
Добрались до кабинета ректора мы без приключений. Нам встретились только два преподавателя со злыдневского факультета, поздоровались и прошли мимо. Никого всерьез не интересовало, с чего это Шаленый разгуливает со мной под ручку среди бела дня.
«Невелика цаца, – сказала я себе, – уже возомнила бог знает что, хотя его на самом деле рядом и нет».
Шаленый вежливо постучал, однако ждать ответа не стал – сразу толкнул дверь, шагнул вперед и утянул меня. Едва не врезавшись в его спину, я едва удержала равновесие и замерла. Так-так, в сборе вся честная компания. Вий-Совяцкий сидел за своим столом и заполнял какие-то бумажки. Рядом с ними устроился угольно-черный бесенок, который держит яркий флакончик; усердно колотит в нем палочкой, а потом выдувает мыльные пузыри. Возле стенки на узкой лавке, что раньше стояла у Хвеси Харлампиевны, сидят Ткачук и Андрей Григорьевич. Вид обоих не лучше моего. Напротив Вий-Совяцкого в кресле Чугайстрин-старший, рядом с ним еще какой-то мужчина. Но он сидит ко мне спиной – поди разбери, кто это. Возле окна стоит пани Кандыба и почему-то поливает кактус. Задумчиво так поливает, того и гляди – утопит бедное растение.
– Доброе утро, – поздоровался Вий-Совяцкий и попытался отобрать у бесенка мыльные пузыри.
Тот отчаянно вцепился во флакон и посмотрел такими глазами, что знаменитый кот из Шрека отдыхает в сторонке. Тяжко вздохнув, Вий-Совяцкий махнул на него рукой.
– Присаживайтесь, – глухо произнес он. – Теперь все в сборе.
Я примостилась на стул у двери, Шаленый проигнорировал сказанные слова и прислонился к стене, сложив на груди руки.
Вий-Совяцкий тяжелым взглядом осмотрел всех находившихся в кабинете. Хоть и через полуприкрытые веки, но ощущения все равно не из приятных. Сделав глубокий вдох, я постаралась сжаться у стенки как можно незаметнее.
Пауза затянулась, даже бесенок замер и вопросительно посмотрел на Вий-Совяцкого. Тот все же вздохнул и начал:
– Я знаю, что многие эту летнюю практику запомнят надолго.
Ни к кому конкретно не обращался, но сразу ясно было, что речь идет обо мне. Сделав невозмутимый вид, я уставилась в пол, увлеченно рассматривая носки собственных тапочек. А что, кстати, весьма недурно выглядят, можно даже и по университету походить.
– Стихийное проявление дара – вещь редкая и ценная. Впрочем, это вы все прекрасно знаете. Как и то, что… стихийный дар можно обернуть в любом направлении.
Я резко вскинула голову. Что это еще за сказки? Предрасположенность не играет никакой роли?
Ткачук и Андрей Григорьевич тоже едва не подпрыгнули. Ибо ладно я, первокурсница, обалдела от такой информации, но они-то…
– То есть… как? – тихо спросил Андрей Григорьевич.
Вий-Совяцкий чуть пожал плечами:
– А вот так. Это выяснили совсем недавно. Вероятно, новое поколение эволюционирует. Пока четкого ответа нет.
– Но мы над этим работаем, – подал голос мужчина, сидевший ко мне спиной.
Голос-то знакомый. Жаль, не разобрать чей. Слышала же, точно. Эх, склерозница тоже еще. Я поерзала на стуле. Так и подмывало задать один вопрос, но компания явно не располагала.
– Дина, ты хочешь что-то узнать?
Я вздрогнула. Насквозь видит. Поколебавшись, все же задала вопрос:
– Павел Константинович, то есть вы хотите сказать, что я и мой брат могли выбрать любую специальность? И почему обо мне говорят как о редкости, а про него – нет?
Вий-Совяцкий не смутился:
– У Василия дар слишком слабый, поэтому стихийником даже не назвать. У тебя – другое дело. Вот много народу и заинтересовалось.
– Да, но, – осмелев, перебила я, – почему такое распределение?
– Тут уж личные предпочтения сыграли роль, – вновь подал голос сидевший затылком и повернулся ко мне.
По коже пробежали мурашки. Мамочки, это же тот самый… злыдень… Вовк!
Кажется, на моем лице все было написано крупными буквами, потому что он обворожительно улыбнулся и покачал головой:
– Спокойнее, юная барышня, не съем.
Я бросила беспомощный взгляд на Шаленого, однако тот был совершенно спокоен. Впрочем, Вий-Совяцкий и остальные – тоже.
– Видите ли, Дина, – осторожно начал Вовк, – я врагом университету и его студентам никогда не был и не буду.
– Он только меня не любит, – внес ясность Вий-Совяцкий.
– Да, – подтвердил Вовк, – но к твоему делу это не относится.
У меня пропал дар речи. Ну да, конечно. Я по собственной воле торчала у того камня, а потом провалялась у Саввы Геннадиевича в лазарете, восстанавливаясь от энергетического истощения.
– То есть как не относится? – хрипло спросил Андрей Григорьевич. – Вы же чуть ее не угробили!
– От инициации силы еще никто не умирал, – сухо заметил Вий-Совяцкий, – а вот пробудить силу – задача не из легких. Требовалось создать ситуацию, в которой Дине ничего бы не оставалось, как проявить себя. Теперь ее мало кто рискнет тронуть.
Я только хлопала глазами. Сумасшедшие! Я до смерти там перепугалась, а они – сила!
– Но сказать-то можно было? – исподлобья я посмотрела на ректора. – Что это за эксперименты? А если б что-то пошло не так?
– Это не эксперименты, как вы изволите выражаться, панна студентка, – вдруг подала голос Солоха. – Это необходимость. Знай вы настоящую суть вещей – никогда б не было того букета эмоций и концентрации сил.
На душе стало мерзко и гадко. Умом кое-как понимала, что сделали все верно, а вот душой… нет, душой никак не понять Тяжко вздохнула и вновь уставилась на свои тапки. Ничего умнее в голову не пришло.
– И что… все это ради меня только?
Вовк покачал головой:
– Увы-увы. Хотя, конечно, мы бы многое отдали, чтоб дело обстояло именно так.
– А можно уже не темнить? – достаточно резко бросила Ткачук. – Что тут происходило? Почему умер Кормильцев? Куда делся Дожденко?
– Тише-тише. – Вий-Совяцкий даже приподнял руку. – Сейчас все узнаете.
Чугайстрин-старший неожиданно вздохнул и бросил на сына странный взгляд. Сцепил руки и посмотрел на них.
