После захвата Чехии и британских гарантий Польше советское руководство решило, что настал момент попытаться реанимировать уже находившуюся в состоянии клинической смерти политику «коллективной безопасности». 17 апреля советское руководство предложило Парижу и Лондону заключить договор о взаимопомощи. При этом из Москвы прозвучали предельно конкретные предложения:
«1. Англия, Франция, СССР заключают между собой соглашение сроком на 5–10 лет о взаимном обязательстве оказывать друг другу немедленно всяческую помощь, включая военную, в случае агрессии в Европе против любого из договаривающихся государств.
2. Англия, Франция, СССР обязуются оказывать всяческую, в том числе и военную, помощь восточноевропейским государствам, расположенным между Балтийским и Черным морями и граничащим с СССР, в случае агрессии против этих государств.
3. Англия, Франция и СССР обязуются в кратчайший срок обсудить и установить размеры и формы военной помощи, оказываемой каждым из этих государств во исполнение § 1 и 2.
4. Английское правительство разъясняет, что обещанная им Польше помощь имеет в виду агрессию исключительно со стороны Германии.
5. Существующий между Польшей и Румынией договор объявляется действующим при всякой агрессии против Польши и Румынии, либо же вовсе отменяется как направленный против СССР.
6. Англия, Франция и СССР обязуются после открытия военных действий не вступать в какие бы то ни было переговоры и не заключать мира с агрессорами отдельно друг от друга и без общего всех трех держав согласия.
7. Соответственное соглашение подписывается одновременно с конвенцией, имеющей быть выработанной в силу § 3.
8. Признать необходимым для Англии, Франции и СССР вступить совместно в переговоры с Турцией об особом соглашении о взаимной помощи».
Собственно говоря, единственным приемлемым для советского руководства вариантом соглашения было именно такое, предельно конкретное, которое не оставляло бы английским и французским политикам никакого пространства для того, чтобы увильнуть от исполнения своих обязательств. В противном случае игра попросту не стоила свеч. Расплывчатые декларации были не нужны никому в Москве – они не стоили бумаги и чернил, которые пришлось бы затратить на их подписание.
Однако ни в Париже, ни, в первую очередь, в Лондоне этого не понимали. А если и понимали, то упорно продолжали следовать собственным курсом. Для Чемберлена Советский Союз был бронепоездом, стоящим на глубоко запасном пути. Союз с Москвой представлялся ему наихудшим вариантом.
История трехсторонних переговоров весны-лета 1939 года многократно описана в литературе. Советские историки неизменно делали акцент на том, как англичане и французы каждый раз затягивали с ответом на советские ноты, давали расплывчатые и нечеткие ответы. Сейчас иногда приходится слышать, что в Москве требовали от своих несостоявшихся союзников слишком многого. Однако оценка реальной ситуации позволяет сделать вывод о том, что именно такие, жесткие и конкретные условия были единственно приемлемыми для советского руководства.
Так и не договорившись о подписании политического соглашения, стороны летом 1939 года решили приступить к обсуждению военной конвенции. Тучи на европейском горизонте тем временем все сгущались. Попытки договориться с Гитлером о компромиссе, предпринимаемые англичанами, не приводили к положительному результату. Тем не менее британская сторона не упустила ни единого шанса доказать советскому руководству, что не принимает ведущиеся переговоры всерьез.
Хватило уже того, что французская и британская делегации отправились в Советский Союз на тихоходном корабле. Разительный контраст с полетами Чемберлена к Гитлеру в сентябре прошлого года! Многообещающим был и состав участников: ни одного военного деятеля первого ранга – что было бы логичным при подписании столь серьезного соглашения – западные союзники в Москву не отправили. Нарком обороны маршал Ворошилов был поставлен в дурацкую ситуацию, вынужденный вести переговоры с иностранными военными рангом намного ниже себя. И если бы у этих военных хотя бы имелись полномочия! Уже в Москве выяснилось, что французская делегация имела право вести переговоры, но не подписывать какие-либо соглашения. Однако англичане и тут смогли отличиться, вообще не сумев продемонстрировать какие-либо письменные соглашения.
Зато у них имелись инструкции от своего правительства вести переговоры как можно медленнее. «Британское правительство не желает быть втянутым в какое бы то ни было определенное обязательство, которое могло бы связать нам руки при любых обстоятельствах. Поэтому в отношении военного соглашения следует стремиться к тому, чтобы ограничиваться сколь возможно более общими формулировками», – гласили указания.
Советская сторона, конечно, не знала содержания этих инструкций. Но анализировать события в Москве умели, тем более что факты были по-настоящему кричащими. Собственно говоря, к тому моменту советское руководство также уже не горело желанием иметь дело со столь ненадежными партнерами. Военные переговоры велись в августе 1939 года не в последнюю очередь для того, чтобы иметь козырь при общении с немцами. Тем не менее советская сторона сделала союзникам вполне серьезные предложения, назвав конкретное количество людей и техники, которое Москва готова отправить на фронт для ведения боевых действий. Это оказало большое впечатление на англичан и французов. Однако советское руководство задало прямой и неудобный вопрос – каким образом Красная Армия, не имея общей границы с гитлеровской Германией, сможет выполнить свои обязательства? Адресат был избран верно – отношения Советского Союза с Польшей, через которую пролегала кратчайшая дорога на Берлин, были хуже некуда, а англичане и французы, как считалось, имеют на Варшаву определенное влияние.
Однако поляки уперлись. Переоценивая собственные силы и считая Россию куда худшим врагом, чем Германию, тогдашний польский лидер, маршал Рыдз-Смиглы, заявил: «Независимо от последствий, ни одного дюйма польской территории никогда не будет разрешено занять русским войскам». «Для нас это принципиальный вопрос: у нас нет военного договора с СССР; мы не хотим его иметь… Мы не допустим, что в какой-либо форме можно обсуждать использование части нашей территории иностранными войсками», – вторил ему министр иностранных дел Юзеф Бек.
Переговоры зашли в тупик. Советская делегация настаивала на том, что вопрос о Польше носит принципиальный характер. Англичане и французы ничего не могли поделать (даже если хотели) с неуступчивой Варшавой. А тем временем с огромной скоростью разворачивались советско-германские переговоры, которые должны были увенчаться, пожалуй, самым знаменитым дипломатическим соглашением XX века.
Давайте рассмотрим ситуацию, в которой оказалось советское руководство. Европейская война была не за горами. Германия явно собиралась напасть на Польшу – однако нельзя было исключать и такого варианта, при котором Мюнхен повторился бы и Польское государство постигла бы судьба чехословацкого. Кто был бы следующей целью германской агрессии? Весьма вероятно, что ею бы оказался Советский Союз. Другие великие европейские державы в лучшем случае заняли бы нейтральную позицию, предоставив немцам и русским убивать друг друга сколько влезет, а в худшем… призрак коллективной интервенции капиталистических держав оживал снова.
