– Хотя… Со стороны, конечно, виднее, – подумав, добавил хан. Почти не скрывая насмешки.
Риномет предпочел ее не заметить.
– Две жены – мало, – настаивал он.
– Достаточно, чтобы иметь наследников и вдоволь наслушаться бабьих свар. А для утех тела хватает молодости наложниц.
– Нет, мало, мало, поверь, хан и брат…
Базилевс вдруг взялся рассказывать, что от первой жены, красавицы Евдокии, у него есть дочь Анастасия. Вся в мать – чудо как хороша! Глаза как звездочки, кожа как лучший шелк, волосы – нежное дуновение ветра. И грудь алеет сосками-бутонами, и бедра так призывно играют округлостями… Мечта, а не дочь! А ведь ей пока только тринадцать лет, ее красота лишь начала расцветать, наливаться женской, медовой сладостью. Да, хан и брат, прекрасная Анастасия – одно из главных сокровищ базилевса ромеев… А есть ли на свете такое сокровище, которое он пожалел бы для своего лучшего друга и брата, хана Болгарии?
С таким красноречием вполне можно продавать рабынь на торгах… «Вот тоже новость!» – мысленно развеселился хан. Недавно Риномет говорил о том, что повелитель Болгарии достоин титула кесаря и пурпурной хламиды. И этот освященный веками титул он, Юстиниан II, обязательно пожалует своему другу и брату Тервелу под стенами Константинополя. Сегодня базилевс предлагает в жены дочь Анастасию. А завтра что? Предложит разделить трон в качестве соправителя?..
Тервел, сын Аспаруха, – базилевс империи… Вай-йа!
– Если хан Тервел возьмет в жены несравненную Анастасию, он будет с ней счастлив! – уже прямо сказал ему Меченый.
Похоже, базилевс боится, крепко боится, что хан передумает с походом… Зря боится! Хан не принимает таких решений, в которых сам бы потом сомневался.
– Мы подумаем над тем, что сказал базилевс и брат, – пообещал Тервел. С удовольствием вдохнул полной грудью, обвел долгим взглядом уходящую к горизонту степь и чистое весеннее небо. – А счастье… Наши предания говорят: высоко в небе, на ветвях Мирового Древа Байтерека хранится жизнь всех людей и зверей. Тех, кто жил в прошлом и будет жить в будущем. Чтобы человек родился, всесильный Тенгри посылает ветер, который сдувает с Байтерека будущие жизни. Подобно искрам костра летят они над землей, и наконец каждая попадает к женщине, которая зачинает. После этого богиня Умай начинает создавать внутри женщины кости, мясо и кровь нового ребенка. Этот ребенок рождается, проживает жизнь и вновь уносится к ветвям Байтерека негасимой искрой… Круги жизни… Так называем это мы, дикие всадники привольных степей, – он слегка усмехнулся.
Базилевс слушал, но явно не понимал, куда клонит хан.
– Удел правителя – одиночество среди толпы, – продолжил Тервел. – Правитель всегда на виду и всегда одинок, это так! А счастье… Кто бы объяснил мне, что это такое? Знаешь, базилевс, когда-то у меня был друг, сын одного из отцовских военачальников. Мы с ним вместе росли, играли, творили детские шалости, потом – юношеские сумасбродства. И женскую любовь узнали одновременно, и в свой первый набег скакали рядом, рубились плечом к плечу. Были как две руки одного человека, как два глаза на лице… Точнее, это я так думал. Когда после смерти отца знатные боилы устроили заговор против меня, мой друг примкнул к ним.
«Зачем? – спросил я его потом – Ты – мой друг, я бы дал тебе все, сделал своей правой рукой! Почему ты выбрал мятежников?» Он – смелый человек. Ответил прямо: «Все равно я всю жизнь оставался бы после тебя вторым…» Смелый человек, но глупец. Мечтал стать первым, думая, что это сделало бы его счастливым… – помолчал и добавил задумчиво: – Да и не пустила бы его в первые вся эта свора. Загрызли бы раньше…
– Он – предатель! А предателя нужно было казнить так, чтоб он мучился, проклиная собственную жизнь! – горячо сказал Риномет.
«Предательство – только это он услышал».
– Я приказал завернуть его в кошмы и прогнать сверху табун.
– Хан поступил как истинный кесарь!
– Хан поступил, как должен поступать хан. Но от этого не стал счастливее… А есть ли оно вообще – счастье? Ваши боги – Господь и сын его Иисус обещают праведникам блаженство в раю. Наши боги даже этого не обещают… Как думаешь, ваши боги не врут?
Риномет еще больше выпрямился на коне:
– Не дело автократора Священной империи сомневаться в милости всемогущего Господа!
– Да, конечно… – вздохнул Тервел. Неожиданно хлестнул коня, пуская в галоп: – Ай-я!
Базилевс, помедлив мгновение, помчался следом.
Внизу, под курганом, охотничий сокол долбил клювом и драл когтями жалобно верещащего зайчонка. Оба правителя осадили коней, дожидаясь спешащих сюда сокольничих.
Юстиниан Риномет с жадным интересом наблюдал за мучениями зайца. Раскраснелся, улыбаясь зрелищу. Хан Тервел незаметно наблюдал за ним…
3
Потом Любене казалось, что дорога на юг пролетела для него быстро, почти незаметно. Хотя это было потом. Пока шел, казалось – долго и медленно. Даже нетерпеливая лихорадка, что трепала его первые дни пути, заставляла набавлять ход до одышки и ломоты в мышцах, как-то угасла сама собой. Растворилась в монотонности бесконечной дороги и коротких, беспокойных ночевок.
Дней через десять лыжи пришлось оставить, вокруг стало больше земли, чем снега. На всякий случай припрятал их под корнями приметного, раздвоенного дерева, хотя сам понимал – вряд ли когда-нибудь вернется за ними.
Здесь, южнее, скованная льдом Лага переходила в Илень-реку. Илень уже вскрылась, даже ледоход отшумел, лишь остатки снега и льда плыли по мутной вешней воде. Да и теплее становилось день ото дня, ночь от ночи – это точно. Понятно, не только он шел к теплу и солнцу, Весна-Лелия тоже стремилась ему навстречу, согревая и пробуждая.
Как все воины фиордов, понимавшие в мореходстве, Любеня умел держать направление хоть по солнцу, хоть по звездам. Здесь – еще проще, иди по реке, не слишком удаляясь от ее русла. Но и на берег выходить не стоит, водные дороги всегда оживленные, неизвестно, кого на них встретишь. Юрич-град он вообще обошел далекой петлей, чтоб не сталкиваться с дружинниками князя Харальда.
Что еще? Да ничего вроде, шагал себе и шагал. Как когда-то шагал по землям свеонов, убегая от мести ярла Рорика на далекий Миствельд, остров воинов. Сам усмехался – земли, получается, разные, а судьба одна – шагает себе и шагает… Кому-то судьба прожить валуном залежалым, а кому-то – шагать и шагать…
От нечего делать на ходу Любеня брался сочинять висы. Как когда-то, в земле свеонов. Давно не слышал внутри себя волшебного перезвона слов-колокольчиков, а тут потянуло. Но получалось не очень. От языка фиордов, оказывается, уже отвык, перестал ощущать его чеканную, упругую силу. А на мягком, пришептывающем языке родичей звучало совсем смешно, как дразнилки…
Что еще?
Однажды видел конный отряд, десятков пять или шесть, с оружием. Непонятно, каких родов-племен, куда спешат. Спрятался, пока его не заметили.
