Анна даже не заметила, как в глубокой тарелке появилась желтая, готовая расколоться от спелости антоновка, а рядом толсто нарезанная колбаса.
– Мне лучше еще чаю, если можно, – попросила Анна.
– Ты пей, умница, не брезгуй, – обрадовалась старуха, – вот девушка, ну, что до тебя в комнате жила, где теперь Лариска. Тоже приходила чай пить. Любила. А Лариске я говорю: «Язвы на тебя нет». Вот грех-то, ругаться меня заставила. – Старуха, осуждая себя, с укоризной покачала головой.
«Девушка, Лариска…» – эти чужие слова обтекали Анну. Она только думала, вот допьет чай и удобно ли попросить третью чашку, такая жажда мучила ее.
– Хорошая девушка тут жила. – Старуха, пристукивая чем-то во рту, плела свой рассказ. – Петеньку моего любила. Я только об одном и молюсь, чтоб Бог Петеньку до меня прибрал. Вот как он помрет, и я спокойна буду. Хорошо бы так, правда, Петенька? – Она ласково погладила мальчика по короткой челке. Он прозрачно и неотрывно глядел на Анну, и квадраты на его ковбойке располагалась неестественно ровно. – Вдруг забогатела соседка моя. Ктой-то у нее заимелся, не поймешь, муж он ей или кто. Стала она Пете подарки дорогие носить, конфеты в коробке. Курточку ему купила большую, на вырост. С карманами. А он карманов не понимает. Тут этот муж ее или кто он ей, стал другую водить сюда, когда соседка моя на работе. Моя-то как тростиночка, а эта красивая, с жирком. А тут случай. Приболела она, а этот, бессовестный, и привел свою с жирком. И целует ее. Слышу, моя-то закричала не своим голосом. Я выбежала, смотрю, она в одном халатике, а в руке яблоко зеленое. И мимо него прямо в дверь. А ведь зима, холодина, а она как есть в одном халатике. Ну, думаю, у подружки какой отогреется. Вдруг милиция к нам. Все записали. Замерзла она. Ведь в одном халатике.
– В халатике? – мертвыми губами повторила Анна.
– Ну да. А такая хорошая была девушка. Все пончики Петеньке носила. Царство ей Небесное. – Старушка не спеша перекрестилась. И вдруг вскинула на Анну испуганные глаза. – Христос с тобой, девонька, что ты так смотришь? Худо тебе? Да ты ляжь, ляжь!
– Как ее звали? Как? – еле выговорила Анна. «Пончики, пончики», – подпрыгивая, донеслось откуда-то.
– А Наташа. Наташа ее звали, – сказала старуха.
Глава 20
– Интим, интимчик… – сладко и фальшиво напевал Лапоть. Он надоедливо двигался по комнате, ласково, с оттяжкой поглаживал мягкие спинки стульев. – Куда деваться? Спасаться-то как? А? Выпить, посидеть с красивыми женщинами. Летим в тартарары. Хоть кусочек интима урвать. – Лапоть выключил верхний свет.
Анна и Мариша сидели рядом на диване. Андрей провалился в низкое кресло. Столешница перерезала его по грудь.
«Полчеловека, ужас какой-то, – со страхом подумала Анна. – И не шевелится».
Анна ничуть не удивилась, когда увидела на столе бутылки с яркими этикетками. Сыр нарезан тонко и ровно. Его Лапоть взглядом режет: чик, чик! Черные маслины шевелятся, блестят. Все. Лапоть опять взялся за свои доставалки.
– Именно, именно. Взглядом, взглядом, – невнятно пробормотал Лапоть. Повернувшись на каблуке, снова включил хрусталь под потолком.
Анна почувствовала: заостренные треугольники света впиваются в кожу.
– Нет, не могу, умираю, должен вас видеть! – от восторга зашелся Лапоть. – Две такие женщины за столом. Красавицы. Редкость. Да посмотри же, Андрюша! – Лапоть закатил глаза, проглотил что-то скользкое, голос его запрыгал быстрее: – Главное – благородство! Не думайте, Мариша, мы все-все про вас знаем. Анюта рассказывала.
Мариша сидела очень прямо, маленькие уши пылали, щека ее, повернутая к Андрею, разрумянилась. Левой рукой она все оттягивала и отпускала тонкую цепочку. Черное густое вино отхлебнула Мариша из рюмки.
– Вспомнил, ваша шея, шея! – восхищенно воскликнул Лапоть. Он любовно вылепил руками из воздуха что-то длинное, узкое, как горлышко бутылки. – Шея ваша! Ну, этот еврей, еврей, о нем теперь все так прямо и пишут: итальянский еврей в Париже. Как его, э… э? – В усилии вспомнить, Лапоть защелкал пальцами.
– Модильяни, – спокойно подсказал Андрей.
– Модильяни! – как мошку, склюнул это слово на лету Лапоть. – Именно, именно. Андрей, во человек! Все знает. Шея, Модильяни, сметана, изваяние! Живой Модильяни!
– Что вы, Эдик, – Мариша опустила глаза, стараясь пригасить их счастливый блеск. Низким своим голосом рассмеялась, голос женственно завернулся мягкими складками.
– А где вы работаете, Андрей? Аня не говорила.
Она быстро вскинула глаза на Анну и тут же отвела. Анна одобрительно улыбнулась ей, придвинулась, почувствовала, как напряжены ее рука и плечо.
– В конторе одной, – неохотно ответил Андрей. Не то неохотно, не то небрежно.
– Тс-с! О его работе не говорят. Даже сейчас, – дурашливо изображая испуг и тайну, выпучил глаза Лапоть. – Ни-ни, девочки!
«А я и правда не знаю, где он работает, – равнодушно подумала Анна. – А ведь спрашивала. Он мне так и не ответил. С Илюшей где-то. Нет, это Сашка с Илюшей…»
– Значит, в космосе, – рассмеялась Мариша. Приложила руку тыльной стороной к щеке. – Жарко здесь.
– Ты что? Еле топят, – удивилась Анна, – я бы тут без пледа пропала. Вот дома у нас… у Андрея… – поправилась она, голос ее упал.
– В космосе, в космосе! – подпрыгнул в кресле Лапоть. – Мариша, вы прелесть, просто прелесть. Только, понимаете, его много, этого космоса проклятого. Это как посмотреть. Сверху он один, снизу другой. А мы все больше снизу, снизу. Умница Мариша. Правда, Андрей? Вот Анютка и прятала ее от нас. Обязательно надо обмануть, припрятать. Ай-яй-яй! – Лапоть с укором погрозил Анне коротким пятнистым пальцем.
– Эдик, неправда, – вспыхнула Анна. – Мариша, ну, скажи, сколько раз я тебя звала. Просто, сейчас… Приехала сестра Андрея. И конечно, сразу эти проблемы квартирные. Временно…
Теперь слово «временно» больше не пугало Анну. Она повторяла его про себя, поднимаясь по лестнице, заледенело кутаясь в плед в этой чужой комнате. Временно… Слово это несло в себе пусть слабое, но обещание, что все еще может измениться, стать таким, как прежде, вот только уедет сестра Александра.
Мариша выпустила цепочку из пальцев, вся поникла, проступил колокольчиком позвонок на длинной шее.
– Только не о квартирах, – жалобно попросила Мариша.
– А что? – посерьезнел Лапоть. Даже подтянул ступенчатый живот, нахмурился. – Что, есть проблемы? Имеются?
– Правда, не будем об этом. – Мариша отвернулась. – С братом размениваюсь.
– И что? Минутку! – начальственно остановил ее Лапоть. – Сразу переживания! Обмен? Поможем. У меня маклер – танк.
– Вообще-то этот тип кое-что может, – небрежно кивнул в его сторону Андрей.
– И такая у вас с Анюткой дружба, – подхватил Лапоть, – в наши дни… Это редкость, редкость. Два грамма терпения, все наладим.
