Однажды, на последнем курсе, незадолго до защиты диплома, Глории Дюбуа вдруг нестерпимо захотелось испытать наконец хоть маленькую толику из того, что невоздержанная подруга получала каждую ночь.
Тина Маквелл ничуть не удивилась – одинокие девушки рано или поздно сдаются и пускаются во все тяжкие, чтобы наверстать упущенное.
Просто аспирантка, уязвленная мамашиным поведением и затюканная строгим воспитанием предков, продержалась намного дольше, чем это обычно бывает.
– Значит, хочешь безопасное и тайное, без огласки, траханье?
Тина Маквелл пыталась быть серьезной, как никогда.
– С опытным мужчиной?
– Ну, не с женщиной же.
– Да, лесбиянство тебе рекомендовать уже поздновато.
– Не издевайся, пожалуйста.
– Гло, ну поверь мне, что половина девственниц теряет невинность от таких же точно девственниц.
– Погоди, погоди.
– Так, сейчас начнутся моральные издержки с надуманными муками совести.
– Ти, не тараторь, пожалуйста.
Глория перешла на заговорщицкий шепот.
– От пробного секса не откажусь, но у меня три непременных условия.
– Хочешь сохранить девственную плеву?
– Разумеется.
– А еще что?
– Ну, чтобы с меня не требовалось встречного движения.
– Боишься поучиться минету?
– Не боюсь, а не желаю.
– А про третье я, кажется, догадываюсь.
– Да, Ти, да. Мой сфинктер возражает против любых инородных предметов, любых.
– Задача усложняется.
Тина Маквелл достала ежедневник и начала внимательно просматривать длинный список телефонных номеров.
Глория терпеливо ждала.
– Кажется, есть подходящая кандидатура.
Тина Маквелл захлопнула ежедневник.
– Саксофонист удовлетворит тебя?
– Кто-кто?
– Саксофонист из джазового квинтета.
– Он из тех ребят, что выдали двухчасовой сейшен на Рождество?
– Ага.
– Самое интересное – ударника я запомнила, и трубача, а вот саксофониста…
– Надеюсь, после ночного сеанса ты запомнишь Эндрью надолго.
– Ты в нем уверена?
– Гло, поверь мне, Эндрью обожает всего две вещи.
Тина Маквелл высунула язык и проделала им странные быстрые движения.
– Во-первых, игру на саксе.
Тина Маквелл снова показала язык.
– Во-вторых – делать куннилингус.
Тина Маквелл хитро улыбнулась.
– Надеюсь, тебе не надо объяснять механику этого приятнейшего занятия.
– Теоретически представляю.
– Так вот, гарантирую: Эндрью все исполнит в лучшем виде и, самое главное, в рамках твоих ограничений.
– Ладно, Ти, я согласна на саксофониста. Только…
Глория замолчала, подбирая нужное выражение.
– Только…
Теперь Тина Маквелл проявила незаурядное терпение.
– Только ты сама предупреди его обо всем и сообщи мне, согласится ли он.
– Легко!
На прощание Тина Маквелл посоветовала лучшей подруге надеть в обязательном порядке мини-юбку и самые воздушные трусики.
Стеснительная Глория Дюбуа, избегавшая коротких подолов, не решилась уточнить, почему именно мини.
Дизайнер по ландшафтам объяснить не удосужилась.
Но в скудном аспирантском гардеробе нашлись и шелковые однотонные трусики цвета морской волны, и кожаная юбка на молнии.
А ровно через сутки после выбора безопасного партнера Глория Дюбуа отправилась в комнату для репетиций, где среди нот, эквалайзеров и усилителей ее ожидал укротитель саксофона и ублажатель клитора.
И тут музыкант удивил аспирантку, решившуюся на невинный и безопасный секс.
Для разряжения натянутой обстановки первых минут знакомства Эндрью исполнил отличный блюз.
Потом для разогрева выдал блестящий свинг.
А во время долгой импровизации на какую-то тягучую афро-американскую тему с примесью индейской меланхолии вдохновенный джазист умудрился полностью оголиться.
Глория Дюбуа, ошарашенная неожиданным концентрированием, так и не поняла, как Эндрью удался такой экстремальный и необъяснимый фокус в духе знаменитого Копперфильда.
Надо же произвести такой стриптиз, не отрываясь от игры на саксофоне!
Растерянная аспирантка, завороженная эксгибиционистским соло, не знала, что ей делать: то ли дослушать импровизацию до конца, то ли начать раздеваться.
Но вот саксофон замолк, и Эндрью, все еще находясь во власти непрошедшего вдохновения, медленно двинулся к замершей от необычности происходившего невинной Глории.
Аспирантка, чтобы не грохнуться в обморок от мужского излишества раскованного музыканта, сосредоточила взгляд на раструбе саксофона, который золотисто бликовал в робких лучах нотных подсветок.
Эндрью, не выпуская молчавший инструмент из рук, грохнулся на колени перед аспиранткой в мини-юбке.
Короткий подол накрыл вдохновенные и бесстыдные вихры джазиста.
И вот холодноватый нос виртуоза саксофона и клитора ткнулся рядом с аспирантским пупком.
Глория оцепенела от блеска саксофона и нестандартности положения.
А Эндрю крепко вцепился зубами в резинку и начал стягивать аспирантские трусики.
Глория автоматически попыталась сжать колени, но голова музыканта конечно же помешала восстановить статус-кво.
А растянутые трусики, потрескивающие статическим электричеством, трусики, увлекаемые мимо подрагивающих колен в бездну к пяткам, сползали неумолимо и неотвратимо.
Смущенная аспирантка на мгновение представила, как мужские губы, натренированные мундштуком, жадно и слюняво прильнут к половым губам, большим и малым.
Глория Дюбуа поняла, что надо прекращать эту фальшивую мелодию, явно не в ее вкусе.
Нет, аспирантка не отколотила зубастого джазиста по темечку, как когда-то Большого Сэма, мастера трехочковых бросков.
Просто очнувшаяся от сексуальных импровизационных чар и блеска саксофона Глория Дюбуа ловко сработала ногами и, оставив шелковый трофей в клыках музыканта, бросилась вон из комнаты для репетиций…
20. Фамильный обряд
Глория вернула диск, навеявший досадные воспоминания, в бардачок.
Музыка больше не звучала в салоне аспирантского авто.
