– Ах, большое спасибо, – иронизировал он. – Тогда почему вы привязались к этому?
– Потому что мне это кажется важным. – Она сделала это открытие лишь вчера, когда перекладывала материалы по Карлу в зеленую папку к сложным, но интересным случаям. – По какой причине родители дали вам такое второе имя? В семье кого-то так зовут? Может, вашу крестную, бабушку или сестру вашего отца?
– Ее зовут Лора, крестным был мой отец… и нет, никого так не зовут.
– Странно. Иногда вторым именем выбирают имя сестры или брата, – подсказывала она. – Но вы сказали, что были единственным ребенком.
– Да, я вырос без братьев и сестер.
Он знает!
Сердце Розы снова забилось быстрее. Или у Карла есть только смутное представление о правде, а его сознание вытеснило из памяти все остальное? Нужно как-то выяснить, сколько он знает, не ошарашив его.
– Почему ваши родители выбрали именно такое имя – Мария?
– Откуда мне знать? Может, из-за Марии-Антуанетты? Без понятия!
– Вы сказали, что выросли без братьев и сестер. Но это не означает, что их нет.
Карла явно бросило в жар. Он теребил ворот футболки.
– Я все-таки хотел бы перенести нашу встречу на другой день.
– Отличная идея, – тут же отреагировала Роза. – Тем временем вы могли бы сходить в тридцать пятый отдел Венского магистрата и узнать там, не…
– Проклятье, да! – повысил он голос на Розу. – Мария существовала. Но я ее никогда не знал.
– Кто она была?
– Понятия не имею. Она умерла до моего рождения.
В возрасте пяти лет. Возможно, Карл не знал эту деталь.
– Мария была вашей сестрой?
Он пожал плечами:
– Может быть. Я не знаю… наверное. Отец и мать никогда об этом не говорили.
– Тогда как вы узнали про Марию?
– Фух! – Он задумался. – Когда мне было десять, я копался в тумбочке матери и нашел ее фотографию.
– Сколько лет ей было на снимке?
– Четыре или пять.
– Вы знаете, отчего она умерла?
Он надул щеки.
– Это было задолго до моего рождения.
Год и три месяца. Шестого августа, если быть точной.
– Я могу поставить себя на ваше место, – сказала Роза. – И поверьте мне: я знаю, такую ситуацию нелегко осознать.
– Что тут осознавать? – напустился на нее Карл. – Я ее даже не знал.
– Верно, но вы получили ее имя, пусть и в качестве второго, а вместе с ним большую ответственность – за мертвого члена семьи, с которым никогда не были знакомы.
– С меня хватит. – Он помотал головой. – Я здесь совсем по другой причине. Какое отношение эта девчонка имеет ко мне, моей наркозависимости, агрессии или тому, что я преследую женщин?
Самое непосредственное.
Сомнений нет – они стоят перед самой разгадкой, но Карл снова блокирует последний шаг. Сильнее, чем обычно. Пора переключиться на более низкую передачу и подойти к проблеме с другой стороны.
– Вы правы. Если хотите, мы снова можем поговорить о вашей наркозависимости.
– Хорошо. – Карл опустил плечи. В отличие от истории его семьи против этой темы он не возражал.
– Какие наркотики вы принимали? – спросила Роза.
– Вы же знаете! Экстези.
Роза подождала, но он больше ничего не добавил.
– Это все? Он кивнул.
– Да бросьте, из-за экстези не дают три года условно.
– И кокаин.
Это уже больше походило на правду. До этого момента они никогда не говорили о тяжелых наркотиках.
– Героин?
– Я не колюсь.
– Героин можно и нюхать, – ответила она, – но, думаю, вы это знаете.
– Да, героин тоже, – пробормотал он.
– ЛСД?
На этот раз он помотал головой.
– К этой дряни я ни за что не притронусь.
– У ЛСД всегда была плохая репутация, но раньше его даже использовали в глубинно-психологических исследованиях, – объяснила она.
– Серьезно?
– В пятидесятых годах алкоголиков лечили ЛСД.
– Лучше остаться алкоголиком.
– Само собой. – Роза ухмыльнулась. – Тогда его применяли даже в психиатрии. Станислав Гроф использовал его в особо тяжелых случаях. Существуют также результаты лечения пациентов, больных раком или страдающих кластерной головной болью.
– Хорошо, может быть, но какое отношение ЛСД имеет к психотерапии?
– Он расширяет сознание и снимает ментальный блок.
Карл громко рассмеялся.
– Пять стаканов виски имеют тот же эффект. Неужели вы предпочтете ЛСД?
– В качестве научного эксперимента? – Роза посмотрела на книжную полку, где стояли романы Уильяма Берроуза и Джека Керуака. – Почему нет?
– Вы же обманываете меня.
– Ни в коем случае, – солгала она.
– Черт, я не верю. Вы такая добропорядочная и все равно стали бы предлагать своим пациентам ЛСД?
– Если он поможет. Вообще-то мы используем психотропное средство под названием «торрексин», слабая форма ЛСД.
Карл зажмурился.
– Вы разводите меня. Психотерапевты не могут прописывать медикаменты!
– Но врачи могут – а я изучала медицину.
Карл кусал ногти. Он заглотил наживку и теперь был на крючке у Розы. Она посмотрела на часы. Еще почти двадцать пять минут. Нельзя все испортить. Это был единственный путь, обещавший успех, которым еще можно воспользоваться с Карлом. Очередной сеанс глубокой релаксации ничего не даст, как и домашние аудиозаписи, попытки воссоздать психологическую сцену с помощью фигурок или придать чувствам какой-то образ, например, представить агрессию в виде белой голубки. Ее методы были почти исчерпаны – Карл все их отклонил. Остался только этот. Хотя прием не имел никакого отношения к психотерапии, Роза во что бы то ни стало хотела помочь Карлу – хотя бы отдалить от себя.
– Что такое торрексин? – спросил он.
– Вообще-то я не должна говорить с вами об этом. Тем более что у вас есть опыт употребления наркотиков, и именно поэтому вы проходите у меня терапию.
– Да ладно вам, я могу и в Гугле посмотреть, если вы мне не расскажете.
– Ну хорошо, в профессиональных кругах мы называем это таблеткой правды. Она снимает ментальный блок в голове, так что человек может свободно говорить обо всем, и сознание не цензурует его слова.
Карл пододвинулся ближе.
